зелье. Самый настоящий спирт. А ей водицы бы перед смертью сделать глоток, да не из рук злодея. Есть ведь на этой земле живые люди. Да где же они?
Пожилая женщина чувствует, что завершается её жизнь. Так нелепо и глупо заканчивается. Ни дома, в постели, ни в больнице… Теперь родственники и добрые знакомые вряд ли отыщут её тело среди поруганных ромашек большого поля. Да и кто станет искать? Ведь полям загородным нет конца и края.
– И я за твою свободу… умираю, – из последних сил говорит старушка. – Они чужими руками жар загребают. А ты – дубина! Я помню, как они второй фронт открывали… Твари. Ждали ведь, кто и кого одолеет…
Бандит делает несколько глотков из фляги. Закручивает колпачок. Вешает её на ремень. Направляет ствол автомата на пожилую умирающую женщину. Делает несколько коротких очередей из автомата в её сторону. Добивает, чтобы не мучилась. Гуманист в… военно-полевых условиях.
Лицо старушки превращается в кровавое месиво. Но тут же и бандит Гром получает пулю от снайпера-ополченца, прямо в лоб. Смерть – за смерть, кровь – за кровь! Разве моет быть иначе на войне? Правда, страшно, что она не простая, а гражданская.
Всё то, о чём рассказал Игорь, Александра Тимофеевна спокойно слушать не могла. По её щекам текли слёзы.
– Вот немного подрастёшь, Игорь, – сказала она, – и напишешь книгу о том, что видел и что знаешь.
– Книгу? Зачем? – Сказал он. – Ведь многие видят и знают не меньше, а даже больше, чем я. Но молчат. Почему? Почему они молчат? Бесы сделают всё, чтобы такие книги никто не прочитал.
– Все верно, Игорёк. Ты у меня не просто умён, ты мудр. Они делают всё, что вы, молодые, не отвлекались на… «глупости». Но полпреды зла торопятся и слишком уж поспешно и нагло всё решают за вас, молодых.
Куда-то, в сторону посмотрела Куличова, больше ничего не сказала. Она только тряхнула седой головой, словно загнанная лошадь взмыленной гривой. Её ведь тоже всё это касается.
Время умело организованной толерантности. Особенно, для подрастающего поколения… Они почему-то должны знать о странных нетрадиционных сексуальных отношениях, но вот о том, что русский убивает русского, к примеру, им не надо говорить. Как же! Война, кровь, не для юнцов… Странно, если не дико. Во время Великой Отечественной войны даже дети в Советском Союзе боролись с врагом. А сейчас вот… им умирать от пуль и снарядов можно, но знать про это не положено. Ну, никак не вяжется. Искажённое представление о реальности. Кто же такой мудрый и где он? Понятно, что не за границей. Он, где-то, рядом, за спиной и прикидывается добрым. На тот случай, если его увидят и пристально и с укором глянут в его дьявольскую личину.
Именно об этом думала Александра Тимофеевна. Ясно, что перед внезапно повзрослевшим Игорем давно стоял такой вопрос. Но пока и он не в состоянии на него ответить. Может быть, когда повзрослеет, он или кто-нибудь из нынешних юнцов вынесет справедливый и честный приговор. Не условный и не на полтора года… А нормальный. Время такое настало, что дети взрослеют быстро, если, конечно, не попадают под миномётный обстрел.
Во