носят этот герб. В конце концов, не станете же вы отрицать, что моя бабушка была одной из двух сестер короля, ее отца, причем старшей».
Тем не менее под этой вежливой формой таится опасная угроза: Мария Стюарт снова подчеркивает, что происходит от более старшего родственника, и таким образом снова подкрепляет свое право. И стоит посланнику попытаться умиротворить ее и попросить ради разрешения неприятного происшествия сдержать данное слово и подписать Эдинбургский договор, Мария Стюарт, как и всякий раз, когда речь заходит об этом щекотливом вопросе, начинает откладывать принятие решения: мол, она ни в коем случае не может сделать этого, не посоветовавшись с парламентом Шотландии; однако и посланник, в свою очередь, не может заверить ее от имени Елизаветы. Всякий раз, когда переговоры принимают критический поворот, когда одной или другой королеве необходимо четко и недвусмысленно поступиться какой-то частью своих прав, в дело вступает неискренность. Каждая из них судорожно сжимает в руке козырь; так игра затягивается до бесконечности и становится трагической. В конце концов Мария Стюарт резко обрывает переговоры о свободном проезде; ее действия порывисты и напоминают рвущуюся ткань: «Если бы приготовления мои не были успешны, то, возможно, неприветливость королевы, Вашей повелительницы, и могла бы расстроить мои планы. Однако теперь я преисполнена решимости рискнуть, что бы из этого ни вышло. Надеюсь, что ветер будет настолько попутным, что мне не потребуется приближаться к английским берегам. Однако если это произойдет, я окажусь в руках у королевы, Вашей госпожи. И в этом случае она сможет делать со мной все, что пожелает, и если она настолько сурова, что станет требовать моей смерти, то пусть действует по своему усмотрению, пусть приносит меня в жертву. Возможно, мне было бы лучше так, нежели жить. Пусть на все будет воля Божья».
И снова в этих словах звучит опасный, самоуверенный и решительный тон Марии Стюарт. Будучи от природы скорее мягкой, медлительной и легкомысленной, скорее склонной к наслаждению жизнью, нежели сражениям, эта женщина тут же проявляет непоколебимую твердость, упрямство и смелость – едва лишь речь заходит о ее чести, едва только кто-то затрагивает то, что принадлежит ей, как королеве, по праву. Лучше погибнуть, чем покориться, лучше королевская глупость, чем мелочная слабость. Потрясенный посланник сообщил о своем поражении в Лондон, и теперь Елизавета, рассудительный и гибкий государственный деятель, вынуждена была уступить. Был изготовлен паспорт и отправлен в Кале, однако опоздал на два дня, поскольку Мария Стюарт тем временем исполнилась решимости рискнуть и отправиться в плаванье, несмотря на то, что в Ла-Манше курсировали английские каперские суда; лучше рискнуть и сделать выбор в пользу опасного пути, нежели решиться на безопасный ценой унижения. Елизавета упустила единственную возможность устранить назревающий конфликт благодаря великодушию и принять в качестве гостьи ту, в ком она видит соперницу.