кто – в капюшоне и при маске. Нет, капюшон вспоминается. Как ее там? Эгглебат? Эзальда?
Что-то вроде того. Имена трудно проходят сквозь алкогольный туман.
– Ты чего сидишь здесь? – осведомился я.
Под ней была лужица – накапало с толстого дождевика на плечах. Темные глаза блестели в бледном свете фоса.
– У меня нет твоей кареты, – признался я.
– Ты пьян, – сказала женщина и встала.
– А ты мне пройти не даешь, – возразил я.
Раз я не смог нормально огрызнуться, значит, она права. Я вдупель пьян. Я прибрел к двери и зашарил по карманам, пытаясь отыскать ключи. Нелегкая задача.
– Открыто, – сообщила то ли Эзраберта, то ли Энерва. – Наверное, ты забыл закрыть.
Она повернула ручку и показала, что и в самом деле не замкнуто.
– Не смей открывать мою дверь, – пожелал я.
Даже мне, пьяному, сказанное показалось глупостью. Я протиснулся в дверь и забрел в унылое собрание скопившегося за годы хлама.
На мою квартиру неприятно смотреть, в ней неприятно находиться и уж тем более жить. Спальня, кухня, гостиная – все в одном. Но, по крайней мере, нужник отдельно. В ноздри хлестнула волна вони: отсыревшая старая одежда, немытая посуда, едкий запах плесени на стенах. Честно говоря, я не живу здесь подолгу, да и бываю редко. С прохудившейся крыши капает на пятнистый деревянный пол. А мне и плевать. Я пьян. Так, наверное, каждую ночь. Сейчас повсюду течет и протекает, мать его.
– Приятное место, – заметила Эгглетон.
– Наверное, не привыкла к таким, а? – спросил я, забыв, зачем она явилась сюда.
Кстати, она сказала зачем? Или не сказала? Мать его, не вспомнить. Ради потрахаться? Но во мне таком мало толку. А вдруг она принесла бренди?
– Мне нужно поговорить с тобой, – сухо сказала она, заходя в квартиру.
Она постаралась ни к чему не притронуться.
– Говори, а я, если ты не против, посплю, – разрешил я.
Затем я приковылял к постели, плюхнулся на нее и принялся стягивать сапог.
– Это важно, – сказала женщина. – Жизненно важно.
– Поспать – вот что важно, – сообщил я.
Чертов сапог. Отчего их делают такими тугими?
– Не выношу пьяных, – процедила она.
Ее голос хлестнул будто кнут. Ну отчего так трудно стянуть хренов сапог? Я ж раньше снимал их без всяких проблем.
– Тогда свали, – посоветовал я.
Да, хамлю. Мать ее, неужто я и пригласил ее? Наверное, под наметкой личико смазливое на зависть. Скотина я. Надо сказать что-нибудь. Извиниться, да. Вроде того. Она подходит ко мне – медленно, с опаской, будто я шальной зверь и могу цапнуть. Ну да. Хоть я этим не исчерпываюсь. Ага, я не снял перевязь с мечом, и сапоги застряли в ней. А с чего я расстегнул, но не снял? Я прижал ладони к глазам. Мать твою, как мерзко быть беспомощным с перепою.
К моему лбу прижались маленькие нежные пальцы.
– Будет больно. Чуть-чуть, – прошептала она.
Наверное, болело бы