каждого мужика ведь тоже есть свой потолок.
И еще я прекрасно понимала, что я для него в общем и целом заменима.
Влюбленность пациентки в доктора – классика жанра.
Вон их, полным-полно, резаных-перерезаных, а в половине случаев – одиноких женщин, валяются на койках его клиники, и почти для каждой из них он царь и бог!
Но и у меня все же имелись кое-какие козыри перед остальными.
Во-первых, у меня хорошее образование. Свой диплом МГУ я, конечно, мужикам в нос никогда не совала, но все-таки уровень интеллекта, как ни крути, ими легко считывался.
Во-вторых, я достаточно продолжительное время своей жизни была самостоятельной и материально ни от кого не зависимой.
И хотя я прекрасно отдавала себе отчет в том, что в силу определенных обстоятельств всего этого уже не вернуть, чувство собственного достоинства у меня еще оставалось в избытке, а зрелых и неглупых мужиков это более чем привлекает.
Ну, а в‐третьих, я была для него идеальной моделью.
От слов «жертва» и «донор» меня не так давно избавила одна бойкая психолог.
Ну, почти избавила.
«И ведь ничто не мешает вам и самой пойти работать!» – подытожила она.
«Мотивация?» – ответила я.
Она промолчала.
Кинула на меня короткий, удивленный взгляд и аккуратно собрала со стола свои бумажки с тестами.
Ее оплаченное время к тому моменту уже вышло.
После того как я внесла клубу деньги за Кипр (Николай Валерьевич все же открыл волшебный сейф, выдал мне необходимую сумму, и в банк идти не пришлось!), что-то у нас в доме переменилось.
Похоже, он начал переживать.
Нет, он, конечно, ничего не говорил вслух, но паузы, паузы…
Они и раньше часто возникали между нами, но они были такими… пустыми: он думал про свое, я – про свое. Таким образом, мы могли перемолвиться за завтраком или ужином лишь парочкой ничего не значащих фраз.
Но теперь, после моего фактического подтверждения ехать и его фактического подтверждения дать на это добро, паузы стали со смыслом.
Давящая нас обоих недоговоренность, не имеющая под собой ничего конкретного, – вот что получилось теперь.
Как бы я ни была скупа на чувства к нему и бессердечна, как бы ни был он сдержан и закрыт внутри себя, теперь это явственно ощущалось между нами.
И меня это стало беспокоить.
Все-таки и я не деревянный Буратино.
21
Аркадий не был богат, по крайней мере, в том представлении, которое вкладывают в это понятие избалованные столичной роскошью москвичи, но он был достаточно хорошо обеспечен.
К моменту нашей встречи, надо заметить, я и сам не бедствовал, но наши с ним доходы были несопоставимы.
Он занимался ресторанным бизнесом, имел долю в парочке модных кафе не «для всех», а для определенной, продвинутой молодежи, но основное, с чем он тогда возился и что больше всего его беспокоило, был закрытый клуб для людей нетрадиционной ориентации.
Разумеется, в деле он был не один.
У