Он тщательно отмерил для нас в серебряном стаканчике два раза по пятьдесят и наполнил тяжелые пузатые стаканы.
Хм… как правило, если он и пил дома, то красное десертное вино.
Психологи называют этот прием «отзеркаливанием». Рассчитываешь получить откровенность – попробуй скопировать объект в любых мелочах.
– Алиса, а тебе туда очень надо ехать?
– Мы же вроде договорились, – красиво и печально вздохнула я.
– Да, но мне теперь уже сложно представить себе эту квартиру без тебя. – Он опустился на стул, обтянутый синим бархатом.
С этим древним стулом девятнадцатого века я лично провозилась не меньше месяца, выбирала обшивку «под старину», ругалась с мастерами, часами примеряла к обивке золотые гвоздики-звездочки, развела такую обширную деятельность, и все только для того, чтобы хоть на что-то отвлечься…
Главная задача состояла в том, чтобы эти штампованные гвоздики не отвлекали внимания от основного – ручек в виде львов.
Этот стул я теперь считала своим, а таких вещей было в этом доме совсем немного.
Профессор задал свой вопрос таким упавшим голосом, словно я не на неделю собиралась уехать, а навсегда.
«Угу. Сложно, конечно. А без Лидии Матвеевны, которую ты на дачу сослал и которая здесь, в этих стенах, твоих же детей растила, тебе как, нормально эту квартиру до сих пор представлять?!»
Да, по большому счету я ни в чем не виновата.
Супруги не жили по-человечески еще задолго до моего появления.
А вот с другой стороны, что такое – по-человечески?
То, что он раз в неделю получает от меня физиологическую разрядку своего стремительно стареющего организма, – это по-человечески?
Нашел себе, блин, Галатею…
Сбылась мечта всей его жизни.
А Лидия Матвеевна…
Просто она на тот момент, когда у профессора появилась возможность оперировать не только ради денег, оказалась материалом с давно истекшим сроком годности.
Вот так просто.
Вот так цинично.
Никто не хочет пить просроченный кефир.
– Тебе есть что мне рассказать?
Профессор не стал заглядывать мне в глаза, а взял стакан и отвалил с ним к окну, обрамленному синими гардинами.
Я разглядывала его сзади.
Шелковый халат висел на худых покатых плечах. Профессор невысокий, и когда я без каблуков, мы с ним почти одного роста. А еще он сутулый, и лысинка вон давно заметна, как ни стригись и ни зачесывайся.
Да, без белого халата и накрахмаленной шапочки, без хорошего костюма и отутюженной рубашки мой маэстро был самым что ни на есть заурядным пожилым человеком.
И мне почему-то на миг стало невыносимо жаль его.
Он мог бы мне быть отцом.
А с моим родным отцом он когда-то играл в преферанс.
Да может быть, даже и вот в этой самой комнате.
Наверное, я любила бы его больше, если бы он кромсал мое тело, сбрасывал бы на меня весь свой накопившийся за день эмоциональный груз, но не пользовался бы мной как женщиной…
Наверное…
Но кто же знает наверняка?
Так