Особенно тем, кто…
Теперь у Кости был повод обернуться, и он им воспользовался. Незнакомец ждал продолжения и заранее закипал, а под его плащом покачивалась тяжелая, свиной кожи оперативная кобура – пустая. Пистолет уже в руке. Смешной и нерентабельный «Макаров». Стрелять не станет, он здесь не за этим. В отличие от Кости.
«Штайр» не шелохнулся, лишь звонко провибрировал «то-то-тоц», и из груди Крепкого выплеснулись три коротких фонтанчика. Константин перехватил пистолет и проследил, как тело валится на дешевый торшер. Надо же, у них с Настей точно такой. Падая, Крепкий сбил абажур и раздавил лампочку.
– Что у тебя там? – раздалось из комнаты. Это не Панкрашин. Другой голос – тоже без страха.
– «Скорую»! – крикнул Костя. – Ему плохо!
– Ну нах!.. Кому плохо?
В прихожую, застегивая ширинку, вылез еще один Крепкий.
– Ты нах… – обронил он, натыкаясь взглядом на труп у стены. Его пальцы затеребили непослушную пуговицу, но глаза уже поднялись на Костю и вновь опустились на тонко курящийся ствол «Штайра».
Сберегая патроны, Константин выстрелил одиночным в ухо и потянул дверь. Крови, как он и думал, в комнате не было. Привязанный к стулу Панкрашин уморительно скакал на месте, а молодая, но совсем некрасивая женщина – надо полагать, жена – рыдала в углу, вяло натягивая на живот изодранный халатик.
– Вы кто, милиция?
– Ага, – кивнул Костя. – Чего они хотели?
– Компаньон подставил… проценты идут… – замямлил Панкрашин, бестолково дергая толстую веревку.
– Что же вы раньше? – всхлипнула женщина. – Надо было раньше…
– Почему не звали на помощь?
– Да кто придет-то?
– Ну я же пришел.
– Надо было ра-аньше, – завыла она. – Ра-аньше-е!..
– Сожалею.
– Развяжите меня, – попросил Панкрашин.
– Это успеется. Я хотел бы кое-что уточнить. Три фамилии: Нуркин, Немаляев, Кочергин.
– Норкин? Не знаю такого. Да развяжите же!
– Врешь. Кочергина, чёрт с ним, мог и забыть, а вот Нуркин… не верю.
– Вы не из милиции? – запоздало насторожился Панкрашин.
– Федя, он не из милиции, – подтвердила женщина.
– Из Ополчения мы, – сказал Константин, присаживаясь на низкую софу. – Из Народного.
Федя изогнул брови в дикий зигзаг и выпучил глаза.
– Переигрываешь, полковник, – сказал, покачав головой, Костя. – Разве так удивляются? Это из детского утренника, а у нас с тобой пьеса для взрослых.
Он снял плащ и, аккуратно положив его рядом, поправил на плече винтовку – вместо предупредительного выстрела.
– Правда, правда, – засуетился на своем стуле Панкрашин. – Не знаю я никакого Норкина, клянусь!
– Он правда не знает, – поддакнула женщина.
– Слова, слова, слова… – разочаровался Константин. – Мне бы попозже зайти, чтоб вас сперва эти ухари обработали.
– Погодите,