медсестра протянула их в маленьком пластмассовом стаканчике.
Петру показалось, что это ему знакомо – не сама картинка, а впечатление: матовый пятидесятиграммовый стакан с таблетками. Только впечатление это было связано отнюдь не с сумасшедшим домом, а с чем-то таким… с большой болью…
– Ларадол? – машинально спросил он, катая на ладони розовое колесико.
– Ларадол, – также машинально ответила медсестра и вдруг окрысилась: – Че кобенишься-то? Умный, да? Че прописали, то и жри! И к врачу не забудь, склеротик. Тебе в десять назначено.
– Выходит, я Зайнуллин? – растерялся он.
Швабра вытаращила глаза и расхохоталась.
– Ты в туалет ходил? Ну и как там? Какой же ты на фиг Зайнуллин?!
Пётр закусил губу. Действительно, Зайнуллиным он быть никак не мог. Но он точно помнил, что к десяти вызывали именно его, Зайнуллина то есть.
– Ерёмин твоя фамилия, – сообщила Швабра. – А доктор в пятнадцатом, налево по коридору, – добавила она на всякий случай. – Найдешь?
Пётр нашел. Пусть его называли склеротиком, с этим не поспоришь, но дебилом он не был.
Мужчина с добрыми глазами и беззащитной бородкой «клинышком» отстраненно перебирал на столе какие-то бумаги.
– Да? – встрепенулся он. – Проходите, проходите. Вот сюда, пожалуйста.
Пётр бухнулся в глубокое кресло и неожиданно испытал желание остаться в нем навсегда – в этом мягком, уютном коконе, который не заставляет вспоминать, наоборот, позволяет забыть, отрешиться, плюнуть на всё.
– Как себя чувствуете, Пётр Иванович? Что-нибудь беспокоит?
– Вы сами знаете что.
– А именно?
– Именно – отчество. Вам оно известно, а мне нет. Да и фамилию, честно говоря, мне подсказали. Мою фамилию.
– Ну, это не самое страшное, – беспечно произнес доктор. – Меня звать Валентином Матвеевичем.
– Очень приятно. Который раз вы мне представляетесь?
– Терпите, мой дорогой. Просветление может наступить в любой момент.
– Или… никогда?
– А вот этого не надо. Только позитив и работа, работа, работа. А я вам буду помогать. Мы ее одолеем, вот увидите.
– Кого?
– Амнезию. Случай не самый тяжелый, поверьте моему опыту. Я бы даже сказал, классический случай. У вас сформировалась ложная память, это значит – вы всё-таки нуждаетесь в прошлом. Хуже, когда личность отторгает его полностью, а у вас произошло замещение реальных воспоминаний вымышленными.
– Понятно… – вякнул Пётр. – Какими вымышленными? Я вообще ничего не помню!
– Так уж и вообще, – заулыбался Валентин Матвеевич. – А война? Сотники, перестрелки, засады?
В мозгу что-то промелькнуло, но такое расплывчатое и неопределенное, что Пётр даже не стал пытаться.
– Крутится, а ухватить не могу.
– Ну и не хватайте ее, не надо. Мы лучше о приятном, – ласково сказал он. – По семье не скучаете?
– Нет.
– Да, конечно, – спохватился доктор. – Они же вас навещают постоянно.
– Кто?
– Жена,