привести к таким последствиям. И в этой либеральной системе – хотя она не либеральная, она больше либертинская – нет места тому, чтобы человечество подготовилось к драматическому выбору. И я думаю, что это огромная ошибка и Европы, и Америки, что они недостаточно внимательно смотрят вперед и не готовятся к плохому варианту истории. Мы думаем, что будем делать, когда нам будут вставлять электронные чипы, которые свяжут человека с компьютером. Это оптимистический вариант, что все пойдет хорошо в будущем. Но мы совсем не готовимся к тому, что не будет электричества, а надо все-таки сварить еду и где-то взять огонь. Забываем об этом, забываем, что соседи будут убивать друг друга за кусок хлеба. Огромная роль художника в таких условиях в том, что он может легче представить все это. В чем мы, деятели культуры, должны быть сильны – это фантазия, это сила представления. Если я говорю такие вещи в Италии на встречах с публикой, они слушают, но не очень доверяют, так как не могут понять то, что произошло после Второй мировой войны, – переселение миллионов людей в Восточной Европе. Только на юге Франции это понимают, потому что там много переселенцев из Алжира.
– В Ницце и Марселе – это все выходцы из Алжира?
– Они это помнят и понимают, а уже в Италии как будто не понимают. Я не говорю, что реально переселить людей из Генуи в Африку, а вы бы при этом могли поехать в Бенгази и там – пустой город. Но для них это смешно.
– Но именно в Италии больше всего беженцев из Африки.
– Да, но это тоже опыт селективный. Те, кто с этим столкнулся, это видят, а остальные – не видят. Но им стоит рассказать, как ночью кто-то к вам постучит в дверь, вы открываете, а там двадцать людей на лестнице, они входят к вам и говорят, чтобы вы переместились в кухню, они входят, берут все из вашего холодильника и спят во всех ваших комнатах. И вы понимаете, что в ванную теперь каждое утро очередь…
– То, что написал Булгаков в «Собачьем сердце».
– Ну конечно, даже хуже.
– Европа – это тот самый профессор Преображенский, к которому стучится Швондер сейчас.
– Да-да.
На съемках фильма «Прикосновение руки», 1991 г.
– Вы считаете, что к тому, что происходит с сирийскими беженцами, Россия не имеет отношения?
– Конечно, имеет, но только в том смысле, что не помогла наладить такого порядка в Сирии, чтобы там можно было безопасно жить. Поддержка режима Асада безнадежна, потому что этот режим исчерпал себя. А с другой стороны, и это тоже правда, в оппозицию проникли исламисты, так что нужно найти третий путь. В Ираке – не нашли тех демократических сил, когда случилась «арабская весна»: мы все надеялись, что там появились демократические силы, которые хотели бы все модернизировать, что там будет новый арабский Ататюрк. Не появился, и они сделали шаг назад. В Ливии так же плохо, как и было.
– Хуже стало.
– Да, даже хуже стало. Хуже стало в Египте. Так что видно, что мы не сумели