какой-то пузырек и вынул полотняный лоскут:
– Вытяните руки… Годелот, вы пали духом, и это неудивительно. В этой могиле кто угодно растеряет задор. Сейчас вы изнемогаете от бессилия, потому и валите на себя все грехи этого мира. Но вы увидите, когда вы коснетесь самого дна вашего отчаяния – вы подниметесь наверх. Так случается всегда, уж мне вы можете поверить. Только брать на себя не вами пролитую кровь и спешить на плаху – вот это по меньшей мере неразумно. Не хотите оправдываться – так молчите, но не оговаривайте себя. Сейчас вам кажется, что вам все равно. Но это не так. Даже в мои годы отчаянно хочется жить, что говорить о ваших…
Да, Годелоту было все равно. Но ремарка о пролитой крови вдруг что-то пошевелила в памяти. Липкие пятна на пальцах…
– Погодите, доктор, – пробормотал он, – когда я поднялся туда, на мост, я кое-что нашел. Капитан обыскивал меня, но забрал только деньги и оружие, а на эту вещицу не обратил внимания. Вот, посмотрите… – он порылся в кармане штанов и вынул кожаный сверток, на котором уже не различимы были пятна высохшей крови доминиканца.
Бениньо замер:
– Господи, – прошептал он, протягивая руку, – это она… Руджеро, сумасшедший…
– Что это за вещь, доктор? – в голосе Годелота послышалась тревога.
– Это то, ради чего ее сиятельство идет по трупам, – жестко отрезал врач, – из-за этой вещички ваш друг сначала стал сиротой, а потом… – он осекся, сжимая зубы, и добавил тише, – вам невероятно повезло, Годелот, что Орсо лично не обыскал вас. Капитан не знает, что это. Найди же Орсо у вас эту вещь – и вы могли быть уже мертвы.
Губы Годелота передернулись, и он потянулся рукой к груди, словно стремясь отереть ладонь после пиявки или жабы.
– Что мне с этим делать? – спросил он чуть тише.
Бениньо помолчал. А потом сухо сказал:
– По мне – так сжечь ко всем бесам. Но если герцогиня узнает о ней… Ладно. Это безумие, но… я заберу ее. Меня по крайней мере не станут обыскивать. Я подумаю, как вернуть ее на место. Никто, кроме Руджеро, не имел доступа к тайнику.
Он хотел еще что-то добавить, но тут же раздался стук в дверь:
– Э… доктор… – послышался голос Морита, – скоро караул сменят. Я уж и так на иглах сижу.
– Я иду, Теодоро, – обернулся врач. Сунул сверток поглубже в карман джуббоне и торопливо подал шотландцу пузатый флакон:
– Пейте по глотку трижды в день. Лихорадка порой запаздывает и приходит, когда ее уже и ждать забыли.
Снова повесив на руку корзину, он двинулся к двери, но приостановился у порога:
– Годелот, – негромко сказал он, – держитесь. Не вздумайте просто сгнить тут от тоски. Я подумаю, чем смогу помочь вам. И молчите. Ради Бога, молчите.
В замке лязгнул ключ, и арестант снова оказался в одиночестве.
***
– Дядюшка!!! Дядюшка, не надо!.. Я и в мыслях не имел!.. Дядюшка!!!
Хлесткий удар оборвал эти причитания:
– Не имел…