кой системе Ridero
Повести Белкиной
Я не я
Небо. – Клопы. – Султаны и их возлюбленные. – Жуткие условия. – Благородное имя
Ночью в комнате до конца не темнеет. Штора не закрывает большого окна, и видно небо. Если вытянуться на скрипучей кровати (матрас выпрошен у завхоза Евдокии Мартыновны под умоляющее пожалуйста-без-клопов, клоп раздавленный пахнет коньяком, – а кому же угодно спать и нюхать?), так вот, если лежать на кровати и смотреть в просвет меж шторами, видно ночное небо. Я лежу и не сплю. В синей вышине разложены рваные розоватые клочки ваты – перистые облака, – а звезд, увы, не видать. Наше южное небо наливалось черным, густым, и проступали звезды – изучай галактики хоть из окна. В большом городе все иначе: огней много, но к ним полагается вата; небо, как уши после болезни, забито ею. Пусть без звезд, но меж штор так многообещающе синеет, что жизнь кажется прекрасной. Мне 18 лет, я живу в общежитии.
Я лежу и думаю, что Евдокия Мартыновна уже знает, что я Белкина.
Даже злющая вахтерша считает меня не мной.
– Снова забыла пропуск! – Так говорю я: чтобы прикинуться другим человеком, много не нужно.
Я призрак, меня нет. Это не мое имя, не моя кровать, и даже клопы не принадлежат мне. Я вместо. Вместо Белкиной.
Белкина – мертвая душа. Это ценные люди, у них есть прописка в общежитии, им полагается место, деревянная кровать, матрас, кусочек неба, вата, и даже клопы точат на них зубы, ждут платы московского студента за прописку: крови.
В Москве много институтов. Разнообразные султаны и принцы Аравии, Персии, прочих стран Юга нередко получают высшее образование в кузнице кадров Ближнего и Среднего Востока. Принцы и султаны не живут в общежитиях, они снимают квартиры. Как правило, на их жизненном пути встречается Белкина. Она создана для радости и веселья. Платить клопам кровью ей неохота. Белкина снимает квартиру вместе с принцем. Хотя у нее есть и прописка, и место в общежитии. Тогда временно можно пустить на законное койкоместо заместителя. Меня.
Всю эту чехарду придумала Аня – весёлая, смешливая, мы в школе сидели за одной партой. Конечно, ей надо было идти в физтех, но она подалась в институт легкой промышленности – место красивое, набережная в центре, и можно научиться конструировать шпульки. Аня многое может. Может, например, придумать, чтоб Белкину распределили к ней в комнату, а вместо Белкиной буду жить я, потому что как это – Ане жить на Таганской, а мне на Войковской, в непонятном чужом общежитии? Пусть я учусь в другом институте: раз мы в одном городе, хорошо бы жить недалеко. Скажем, на соседних кроватях.
Аня давно спит, ее густые прямые ресницы закрывают очень синие глаза, и сейчас, во сне, не видно, как она всегда готова рассмеяться.
Я всё не сплю. В коридоре капает, это текут трубы. Нам, на втором этаже, еще везёт, а на третьем ручеёк уже проложил постоянное русло в коридоре, можно запускать корабли. Крысам, с которыми мы и клопы делим общежитие, понравились бы пароходы, думаю я.
Крыс становится больше. Подвалы затопляет, грызуны выходят из подземелий, тянутся к людям. Вчера у соседей крыса пробежала под подушкой, как зубная фея. Мне снятся сны, что за дверью несется большой поток воды – пробило трубы! – всё ревёт, а на дощечках, как на плотах, плывут крысы. Общежитие – значит совсем общее, вместе с животными, Ной же плавал.
Про крыс рассказывают много страшного, но я не вижу их и не боюсь, ведь лишь однажды мелькнул чей-то хвост в коридоре, так что крысы – такой же миф, как и Белкина. Я её никогда не видела.
В Белкиной много интересного. Например, её возлюбленный. Мое представление об арабах родом из «Тысячи и одной ночи», где в пупок красавицы вмещается 12 унций масла (такой протяженный! значит ли, что красавица толстая? или глубокая?), где страдающие от любви берут в руки мандолину (в съемной квартире в Конькове, в Жулебине?) и поют что-то иносказательное, где есть джинны, ифриты, лукавая Зейнаб и хитрый Сала-ад-Дин. Это вам не Евдокия Мартыновна и вахтер тетя Зоя.
В сущности, Белкина – очень простая фамилия, не чета моей. Но она из Пушкина, и мне нравится думать, что Белкина потому встречается с персом, что Пушкин был арап. И Таня – очень по-пушкински, Таня Белкина – благородное имя, принять его не зазорно, – но пока никто, кроме крыс, которые усекли и избегают меня, не понял.
Анины друзья и соседи знают, что я не Белкина. Они даже иногда видят её саму в институте, но я стесняюсь у них спросить про пупок.
Пусть останется загадкой.
Появляются ящики или
ни слова об Арзамасе-16
Жить в общежитии страшно, опасно и интересно. Сплошь джинны и арабы, на кухне вьетнамцы жарят селедку, как колдун – рыб из волшебного города, что стонут человечьими голосами: пахнет так омерзительно, что все готовы прыгать из окон, даже крысы.
У нас