пепел. Двух недель, по-моему, недостаточно, чтобы попрощаться с человеком навсегда.
– Жаль, что папа не приехал.
Отворачиваюсь и делаю вид, будто оттираю пятнышко с ручки холодильника. Мне не хочется говорить об отце – о человеке, которого я считаю виновником смерти матери.
– Он никогда меня не поддерживал. С какой стати сейчас начинать?
– Рик, будь к нему снисходительнее. Он перенес тяжелую операцию на бедре. Ему так плохо!
Плохо, оттого что он болен? Или оттого, что не приехал меня поддержать? Скорее, первое. Я бросаю тряпку в раковину и поворачиваюсь к Кейт:
– Кого бы я сейчас хотела видеть, так это маму. Она бы нашла что сказать.
Кейт встает и обнимает меня:
– Представляю, как тебе ее не хватает. Ты так и не смогла смириться с маминой смертью, да?
Подавляю слезы. Когда мама утонула, мне было десять лет, а Кейт едва научилась ходить. Она только по моим рассказам знала ту добрую нежную женщину, которая любила слова, книги и всех пушистых существ. Кейти до сих пор не понимает, кого лишилась. И иногда я ей завидую.
– Я не хочу с этим мириться, – отвечаю я, качая головой.
– А теперь у тебя новая утрата, даже еще более тяжелая. Но, Рик, ты научишься жить дальше. Кристен бы этого хотела.
Я в упор смотрю на сестру, и слезы опять начинают щекотать мне горло.
– Как, Кейт? Как мать может жить дальше?! А?! – Я хватаю ее за плечи и сквозь стиснутые зубы прибавляю: – Говори! Мне очень хочется услышать!
Она привлекает меня к себе:
– Ох, дорогая! Если бы я только знала!
Я прижимаюсь к плечу сестры щекой и зажмуриваю глаза:
– Как бы я хотела быть на ее месте! Я бы с радостью умерла – и за нее, и за Энни.
– Знаю. Но для Энни ты должна сделать то, что гораздо труднее: продолжить жить.
Осень сменяется зимой. За окном то же, что в моем сердце: холод, пустота. Не пейзаж, а карандашный набросок на белом листе. Праздники меня едва не доконали. Рождество было мучением. Мы с Энни обменялись бессмысленными подарками и встретили новый год безо всякой радости или надежды.
Я делю для себя время на часовые отрезки и преодолеваю их по-разному: то меня наполняет ярость (тогда я съезжаю с дороги и изо всех сил бью по рулю), то одолевает удушливая тоска (приходится расстегивать воротник, чтобы не задохнуться). А в центре этого эмоционального водоворота – сосущая душу бездонная черная дыра стыда. Почему? Почему я не сдержала обещания, данного дочерям?
Февральское утро. Половина шестого. Сижу одна на темной кухне, потягивая кофе. Маленький белый квадратик на экране телефона напоминает мне о том, что сегодня последний день месяца. Каждое утро я начинаю одинаково: набираю номер Кристен и жду.
– Привет, это Кристен. Оставьте сообщение.
Закрыв глаза, я слушаю голос дочери. Потом робот говорит:
– Память автоответчика заполнена.
Но я все равно шепчу:
– Я люблю тебя. Прости, дорогая.
Снова набираю номер и снова слушаю. Я всегда