тела – фото. Где доказательства?
Экспертизы и заключения по убитым?
Пропавшие без вести, опознанные, процедура опознания – кто этим занимался?..»
И так далее, и тому подобное. Разрозненные клочки мыслей, обрывки записей, заметки на полях. Одним словом, то, что можно случайно забыть, но делать это в сложившихся обстоятельствах нельзя категорически. В целом, вот что хранилось в тетради, и что вкратце произошло за всё это время.
Как выяснилось в процессе экспертизы, анонимная записка, которую МВД обнаружил в книге своего погибшего друга, с высокой степенью вероятности была отпечатана на том же принтере, что и все письма убийцы в маске, а, следовательно, принадлежала уже покойному преступнику. Начальство наотрез отказывалось подшивать улику к делу, ссылаясь на недостаточность оснований и отсутствие веских доказательств. Тем более, что Миронов проходил по делу как свидетель и не имел к нему никакого профессионального отношения. Повесить убийство на уже мёртвого к тому моменту убийцу никак не получалось. Судя по всему, где-то во всей этой отлаженной схеме, начинались сбои. Экспертиза показала, что заряд находился под столиком, за которым сидели Миронов с другом, вероятно в рюкзаке, начинённом поражающими элементами. Чтобы снять все подозрения с друга, и откинуть версию со смертником, в которую МВД отчаянно отказывался верить, ему пришлось немного подкорректировать свои показания. Камер видеонаблюдения в баре не было, а то что было, – муляжи с красным фонариком, купленные в ларьке по две тысячи за штуку. Дёшево и сердито!
Всё, что удалось выяснить насчёт сообщения от оперативника Александра с незнакомого номера на телефон Миронова в тот день, так это то, что оно было отправлено из бара или максимум в радиусе пятидесяти метров, и возможно, именно это сообщение или последующий звонок, как и любой другой, совершенный в непосредственной близости к заряду, могли привести к детонации.
Друга хоронили в закрытом гробу. Тела и вещи так разметало, что сложно было понять, кто где… К тому же потом был мощный пожар. То, что осталось от Лёхи выдали родным не сразу. Криминалисты и эксперты работали долго. Похороны состоялись через месяц, уже после задержания подозреваемых. Миронов помнил этот день вспышками. Вот он плачет в церкви, вот пьёт с семьёй за общим столом.
Тётя Зина, мать Лёхи, низенькая полная женщина с большой копной крашеных рыжих кудрявых волос, находила успокоение в суете, в заботе за гостями похорон её сына. Она всё время сновала между стульями, нарезала всё новые и новые закуски, салаты, и в какой-то момент просто села за стол, выпила стопку, опустила руки вдоль тела и, ссутулившись, уставилась куда-то в пустоту. Она не плакала, не могла, может, не умела.
– Это я виноват, тётя Зина, – тихо себе под нос начал изрядно подвыпивший Миронов, – я был рядом, я накликал беду…
Он упал ей на грудь и начал тихонько, как будто тайком всхлипывать, а она спокойно