заставлять ее беспрестанно молиться, но мать Памфила, наоборот, разговаривала с ней совершенно о простых вещах: цветах, животных, домашних заботах. На следующий день разговор зашел и о чтении.
– Так ты умеешь читать? – осторожно спросила аббатиса.
– Да, амма. На испанском и греческом.
Святая, говорящая на греческом! Несомненно, у малышки способности к языкам, и если обучить ее еще латыни и французскому, цена ее поднимется во много раз. Сама будучи женщиной образованной, Памфила прекрасно знала, какая редкость обнаружить в своей стране ребенка, тем более, девочку из небогатой семьи, знающую не то что грамоту, но даже мертвый язык. Испания была поголовно неграмотной. Даже многие придворные дамы не умели в те времена слагать буквы в слова…
Монастырь поразил Клаудилью своей прозрачной чистотой. Он стоял почти на краю высокой скалы, и снежные вершины струили на него свой тихий неземной свет. Бесшумные монахини, словно тени, сновали по его холодным переходам и кельям, и даже колокола звонили здесь тонко и печально. Это была обитель белизны.
Встретили девочку вполне радушно и немедленно накормили изысканными кушаньями, которых она никогда не ела дома. Потом она перешла в руки матери-кастелянши, сухопарой и желчной.
– Где твои вещи?
– У меня ничего нет.
– Неужели у тебя нет никаких украшений? – удивилась кастелянша.
– Нет. А разве в монастыре нужны украшения?
– Если ты не захочешь принять пострижения и уйдешь однажды, тебе все это могло бы понадобиться.
– Когда мне понадобится уйти из монастыря, я обойдусь и без украшений, – почти грубо ответила девочка.
– Дитя мое, – сурово проговорила старуха, – запомни отныне раз и навсегда, в стенах этой обители никто не имеет права говорить так решительно и высокомерно. Правила нашего ордена являются обязательными для всех нас, даже для матери Памфилы. Послушание – наиболее благородная добродетель всякого христианина.
Затем кастелянша положила перед Клаудией карандаш и велела перечислить все вещи, которые девочка хотела бы забрать из своего дома.
– Твой отец был благородным идальго, и у вас дома обязательно должны быть какие-нибудь ценности. Если ты пожелаешь однажды уйти из монастыря, тебе все будет возвращено.
В ответ Клаудиа только потуже запахнула шаль, которую ей дал куре Челестино и молча отодвинула в сторону карандаш…
Ей отвели небольшую, изящно меблированную комнату рядом с покоями настоятельницы, которая показалась девочке даже роскошной после убогой обстановки родного дома. Но только тут, среди выбеленных стен, сидя у окна, из которого открывался вид на прекрасную поляну, перерезаемую слабым ручейком зарождавшейся реки, она поняла вдруг всю безысходность своего нынешнего положения. Этот ручеек оказался единственным живым проявлением среди нагроможденных повсюду камней, и Клаудиа неожиданно совсем не по-детски окончательно ясно осознала, что она в тюрьме. Ей вдруг стало до боли отчетливо ясно, что больше