услышанного в гостиной разговора об охоте, так как в инквизиционном училище магических существ мы еще не проходили. Поэтому я и не ждал от полузверя литературного шедевра. Я пробежал поэму наискось, выхватывая кое-где по абзацу или того меньше.
«…Сияли звезды, лес молчал, и больше не было сомнений:
Я стал вдруг тем, кто жертву ищет под рогом окровавленной луны.
Итак, желание сбылось, все в черну полночь началось.
Звенел бубен, и выли глотки, и выпил я пол-литра водки.
Боль от голода с ума сводила, и был я словно крокодила, голодный до чужой крови.
Пробравшись сквозь чужой забор, я встретил плоть, но вот позор!
Одна лишь мысль о крови человечьей меня погнала прочь быстрей картечи.
…
Созвездья плавали в пруду, сомненья жгли мне душу:
Что стоит жизнь моя, когда запрет естественный нарушен?
И вдруг раздался где-то тили-бом, и я в испуге встрепенулся,
Подумал, это церкви звон и я от бога отлучен.
Навеки мне скитаться в тьме, а после смерти жить в огне…»
Еще метр свитка был посвящен тому, как автор, терзаемый муками совести, выпил кровь у половины жителей польской деревушки, а потом явился в местную церковь и потребовал, чтобы священник отпустил его грехи. Была еще и мимолетная любовь, и посещение Парижа, Лондона и Рима, и опять кровь, и опять душевные муки.
– А под словом «конец» пожелания для меня, – улыбнулась Полина.
Я размотал пергамент еще на полметра и под украшенным завитушками словом «Конец» увидел надпись: «Милостивой Государыне Полине Лукиной, от друга вурдалака. Не повторяй моих ошибок, оставайся человеком! С почтением и поклоном, Еремей Попов».
Я мог бы разузнать у пергамента, кто на самом деле его написал. Но не стал. Пусть Илья и все те люди за дверью считают Полину лгуньей. Но она так верит в свои путешествия, что и я не хотел в них сомневаться.
– Обещай, что не будешь охотиться на вурдалаков, – сказала Полина.
– Судя по сетям и пулям с солью, их, как я понял, убивать не будут.
– Нет, но разве ты бы хотел, чтобы тебя гоняли по лесу, а потом поймали в сети?!
– Ты права никто этого не заслуживает, даже стадо Гитлеров.
Полина засмеялась, а потом серьезно сказала:
– Вот куда я ни за что, никогда не хотела бы попасть, так это в Германию тридцатых годов. Когда любой ребенок был на стороне этого ирода.
Полина вдруг резко повернулась к окну:
– Слышишь?
– Что?
– Треск телепортации. Наверное, это Чарльз прибыл.
Она выскочила радостно из комнаты. И легко, словно не имея веса, сбежала вниз по лестнице. Я вслед за ней спустился в холл. Орест и Ольга тоже спешили к дверям. Илья вышел из гостиной и, увидев меня, сказал:
– Не обращай внимания на Полинку, у неё тараканов в башке больше, чем у всех магов вместе взятых.
– Может быть, это от большого таланта, – попытался защитить девушку я. – Только посредственности примитивно