своих посетителей? Наверное, я, когда мы с вами беседовали за бутылкой вина, мечтал о клопах в своей постели? – мой голос был тих, даже бархатист. Но он царапал мужчину, больнее острейшего стилета. – Отвечать!
– Н-н-не знаю… – простонал хозяин, совершенно раздавленный своим страхом и сильными руками альты.
– Вы не угадали, господин Вернен. Эти твари – совсем не то, что я хотел почувствовать в супружеской постели. Пришла моя очередь угадывать. Дайте подумать… Я думаю, вы мечтаете о моём клинке, – в моей руке, как по волшебству, появился стилет, вложенный понятливой женщиной. – Знаете, господин Вернен, я исполню ваши мечты… он исполнит, – короткий кивок в сторону хищного лезвия в руке. – Он тоже умеет кусаться, не хуже ваших любимых клопов. Но… Я не уверен, что он сможет попасть по вам, слишком я сегодня перенервничал. Давайте попробуем. Надеюсь, вы ему поможете, и дёрнитесь в самый ответственный момент.
Я навис над тушей хрипящего от ужаса трактирщика. Стилет впился в стол возле его шеи, затем под мышкой, возле бедра, между ног, возле бедра, под мышкой, возле шеи, и над головой закончил полный круг. Новый круг, ещё один… С каждым кругом скорость нарастала. Где-то через минуту хозяин потерял сознание. Но даже одержимый ужасом, он ни разу не дёрнулся: инстинкт самосохранения у мужика был отменный.
Мы с альтой переглянулись. Она точно спрашивала: «Доволен?» Я ответил согласным кивком, подхватил протянутую женщиной одежду. Оказывается, сама она когда-то успела одеться! Возвращаться в комнату с клопами было бы величайшей глупостью, поэтому, быстро взвесив все «за» и «против», я отправился ночевать на конюшню, где вчера видел шикарный стог сена. Виктории было всё равно, она без вопросов последовала за мной. Мы зарылись в сено с головой. Мягкая, ароматная масса окутала нас, подобно гигантскому кокону; согрела и окончательно примирила с превратностями жизни. Альта же и на новом месте умудрилась устроиться в районе моей груди – эдакий тёплый и урчащий комочек, гигантская кошка; не хватало лишь время от времени впивающихся в кожу коготков.
Выбирались из сеновала мы с шутками и поцелуями. Просто вывалились кулем – и куда только делась гибкость и сила тренированных тел? Вот только вся эта возня была обманчиво неуклюжей, о чём вскоре возвестил разнёсшийся по конюшне звон клинков. Сегодняшняя тренировка оказалась логичным продолжением ночных упражнений, с полным взаимопониманием, особенно чётким после вчерашних приключений. Выпады, серии ударов, увороты и прыжки – слаженная работа ног, рук, каждой мышцы тела. И сплошной, почти не смолкающий ни на секунду стальной звон.
– Ты вчера переборщил, милый, – вплелось в разговор клинков.
– Знаю, что-то на меня нашло, – вторил им новый звук.
– Я знаю, так бывает с офицерами, когда они вырываются из клетки постоянной дисциплины во вседозволенность гражданской жизни; а тут ещё и моё влияние… Вот тебя и накрыло.
– Это было так отвратительно?
– Нет,