Тот вспыхнул от дива: под лучами солнца, упавшими на узорчатую грань стали, на булате сверкнули тысячи крохотных молний.
Сердце Кутугая не выдержало: безразличие и надменность словно вихрем сдуло с его лица.
– Хан будет рад такому поминку. Я успокою его…
В то же время в душе мурзака кипела злость на тархана: «А этому я отомщу! – подумал он. – Жаден, чванлив и сердце его – сердце ворона, клюющего падаль».
Дары уложили в короб и поставили перед Кутугаем, а сами стали собираться в дорогу. На стругах подняли паруса, и они надулись под упругим ветром. На носу ладьи стоял Ермак и махал шапкой Кутугаю…
– Батька, – осторожно подступая к Ермаку, обратился Кольцо. – Поплывем в Тархан-Калла и возьмем его!
Атаман сел и, положив жилистые длинные руки на колени, пытливо и долго смотрел на Иванка.
– Да что ты глядишь так? – Не по себе стало Кольцу. – Город мал, берестяной весь, тыны ветхи, враз петуха пустим, как не было его!
– Так, так, – в раздумье поддакнул Ермак. – А потом тархану башку долой, возмутим его родичей, а сами дальше поплывем?
– А хошь бы и так! – тряхнув чубом, подхватил Кольцо.
– Не будет сего! – решительно отрезал Ермак. – Тархан поперек горла хану стал. Кутугай на него еще хану Кучуму наплетет. Выходит, не будет он за хана драться, а потешит свою душу, когда дознается, что мы Кучума колотим. Негоже нам, Иванко, бить каждого без разбору. Силушка наша не только в огненном бое и храбрости казачьей, а и в разумном познании замыслов человека. Надо все знать и все обернуть в свою пользу. Не только мечом, а и словом надо убрать одних врагов, а обхождением не делать себе других. Одним гызом[14] не возьмешь. Зашли мы в другое царство, и вижу, что государство это не единым духом и плотью спаяно. Лоскутное царство! Сам видишь, вогулич Хантазей не пойдет за Кучума, а остяки тож не шибко льнут к нему, да и татары не все воедино, каждый норовит сам для себя, как бы уйти в сторону от Кучума. Вот и подумай над тем, Иванушка, как все это на свою пользу повернуть?
Во рту Иванки пересохло. О другом думал. Красавица Юлдуз-хатун зачаровала его своими очами. И кажется, нет краше женки на свете. И все казалось проще самого простого. Но вот Ермак по-иному повернул думки Кольца. Ничего не скажешь против этого. Иванко склонил голову.
– Так, батько, – согласился он, а на душе стало грустно – приходилось забыть черноокую Юлдуз.
2
В Искере хан Кучум встревожился недобрыми слухами. Прибежавшие с Туры рассказывали разно, но можно ли верить им? Кстати подоспел в становище Кутугай. Он въехал в Искер важно, в дорогом халате, на арабском коне. У ханского шатра он сошел с седла и пополз к ханскому трону. За ним слуги внесли короб, и Кутугай, уткнув бороду в прах у ног хана, возопил:
– Солнце наше, согревающее сердце своих рабов, великий хан, я прибыл издалека и вел речь с тем, о ком столько говорят. Прими дары и выслушай меня.
Кучум спокойно ответил:
– Я ждал