хлеба не сеют. Что там нас ждет – неведомо. Допустим, и волок осилим, а дале что? Сибирские реки замерзли, как поплывешь?
Третьи насмехались:
– Зимовье ставить удумали! Сылву забыли! Хватит с нас! Вертай назад!
Все поглядывали на Ермака, ждали его слова, а он молчал. Иван Кольцо притих, знал, испытывает батька дружину, кто куда тянет? Сдержанно вели себя и другие атаманы, думали: «Впереди – тьма, и позади беда. О чем гадать?»
И тут сорвался Дударек, закричал бараном:
– Не пойду в Сибирь, и тут не зимовать. Голы, босы, пузо от нечисти расчесали. Ин, сыплет белая гибель! Завел нас вогулич на смерть. Дай смахну башку гаду! – Он выхватил из ножен саблю, но поднять ее не успел. Ермак схватил его за грудь так, что у Дударька дух захватило.
– Крови захотел? За честный труд вогулича рубить? – тихо, но угрожающе спросил Ермак. – Кричишь – голы, босы… А мы все не в трудах живем, не из одного котла нужду хлебаем?..
– Не хочу погибать! Помирай сам, – словно огнем охваченный, кричал Дударек, злобно оскалив зубы.
– Э-вон куда метнул. Ну…
Ермак кулаком саданул горлопана в грудь. Тот, корчась, попятился назад и пал на землю. Завопил:
– Братцы, что это?..
Никто не шевельнулся, не сказал слова в защиту Дударька.
– Гляди, другой раз не верещи! Удумаешь мутить, пеняй на себя. Губить войско не дам. – Ермак возвысил голос: – Браты, идет зима, отступать нам негоже. Еще шаг, и мы на волоке, а там Сибирь. Чую, на верном пути стоим. Вон мысок, за ним падает ручьишко Кокуй. Тут и поставим город. Что скажете, браты?
– Любо, батько! Переждем тут до весны!
Иван Кольцо скинул шапку, тряхнул кудрями:
– Верим, батька, как сказал. И я чую – верная тут дорога! На случай пошлем дозор. Пусть Хантазей ведет до Тагил-реки.
– Пусть ведет! А городок тут ставить! – заорали сотни глоток.
– Ставить тут! – подхватили другие.
Стало смеркаться. Дударек подошел к огнищу, у которого сидел Хантазей:
– Прости, погорячился малость, – виновато сказал он вогуличу.
Проводник встрепенулся, незлобиво посмотрел на казака доверчивыми глазами и ответил:
– Мал-мало забыл. Холосо жить будем. Тут кругом наши, рыба будет, зверь есть. Ух, сибко жить будем…
Он улыбнулся казаку и протянул к огню руки.
3
Дозор, высланный на переволоку, подтвердил слова Хантазея: Тагилка-река близка. При устье Кокуя-речки казаки вырыли рвы, насыпали валы и срубили избы. Городище обнесли тыном. Разгрузили струги, добро заботливо положили в амбарушки, а ладьи вытащили на берег и поставили на катки.
По-хозяйски расположились на зимовку в Кокуй-городке. Ветер намел глубокие сугробы, и все замерло. Земля лежала дикая, лесная и безлюдная, но Хантазей уверял:
– Есть тут охотники и рыбаки, но хоронятся в чаще, боятся!
Ермак заявил:
– Зря боятся: никто не тронет, а кто обидит, тому не сдобровать.
Вогул тяжело вздохнул:
– Ох, батырь, не скоро