она вернулась к себе в комнату, где ее ждал молодой любовник, жандармский офицер, и они вдвоем организовали мизансцену, которая должна была внушить всем версию самоубийства.
После чего она попросила Луи-Филиппа распорядиться, «чтобы правосудие не было слишком уж проницательным». Монарх, многим обязанный баронессе, уступил ее просьбе…
Эти сведения, так поразившие добрых людей, были подтверждены спустя восемнадцать лет после событий февраля 1848 года в одной брошюре под названием «Революционные портреты». Ее автор, Виктор Бутон, писал:
«Герцог Бурбон был повешен. Его старческие привычки сделали это преступление совсем простым делом: госпоже де Фешер, чтобы убить его, не надо было прилагать особых усилий. Герцог пристрастился к одному из странных способов получения наслаждения, развратному с точки зрения морали, но совершенно естественному (sic) для людей, которым уже за шестьдесят. То утонченное наслаждение, которое баронесса давала ему возможность испытывать при совершении этого похотливого деяния, и было в основе их давней продолжительной связи. Я хотел объяснить это все при помощи метафоры, но у меня не поворачивается язык. И все же я должен объяснить вам все. Я имею в виду то, что герцог любил испытывать на себе что-то вроде “процедуры” повешения, когда ноги его были всего в нескольких сантиметрах от табурета или когда он почти доставал ими до пола, и в таком положении госпожа де Фешер давала ему познать радости сладострастия.
Однажды баронесса отодвинула табурет всего лишь на несколько сантиметров дальше, и герцог оказался по-настоящему повешенным. Вот почему все произошло без малейшего шума, почему не были позваны слуги и т. д. Все политические аспекты свелись только лишь к спорам о наследстве. Я могу сказать, что желание вернуться в свет явилось причиной того, что в этот раз баронесса отодвинула табурет чуточку дальше, чем обычно. Ибо пока был жив герцог, баронесса не имела возможности жить светской жизнью, поскольку была содержанкой герцога. А после его смерти она вновь становилась баронессой де Фешер, которую никто ни в чем не мог упрекнуть. Но возможно ли предположить, что Луи-Филипп знал о намерениях баронессы и что согласился с ее планом убийства? Нет, такое предположение не выдерживает никакой критики!»
Позднее в своем произведении «Шпингалет Сен-Ле» тот же самый Виктор Бутон пишет:
«Господин Жиске, бывший префект полиции, дал, на мой взгляд, наиболее близкое к истине объяснение этой насильственной… и сладкой смерти. И я считаю своим долгом привести здесь все подробности для того, чтобы картина эта стала более понятной.
К тому же неблагодарность короля Луи-Филиппа по отношению к господину Жиске не дает мне права замалчивать этот вопрос, а тем более представлять его в искаженном свете.
Да, принц Конде был повешен, задушен особым способом, одним словом, убит баронессой де Фешер.
Страсть старика, его похотливость позволили совершить это преступление, сделали убийство настолько простым, что баронессе не надо было его долго готовить