собачий лай, но здесь была тишина, лишь изредка в расщелинах завывал ветер.
Вскоре Лука сумел добраться до ближайшего механического исполина, дотронулся до его поверхности и обомлел – под рукой у него оказался гладкий, свежевыкрашенный металл без единого следа эрозии.
Петр оказался прав. Машины были либо заменены на новые, либо приведены в божеский вид, и полностью готовы к использованию. Это несколько настораживало, поскольку что одно, что другое действие невозможно совершить без шума, но никакого характерного шума в последнее время никто в деревне не слышал.
Не зная, что и думать, с пустой головой да изнывающим от неясной тревоги сердцем побрел путник к своему жилищу, что на другой стороне озера.
__________________________
Дома его ждала Лизавета. Сидела в тесной прихожей, забившись в угол (у Луки там, как у обувщика, два расшатанных деревянных шкафчика стояли, до предела забитых обувью, так вот между ними девушка и спряталась).
– Лиза? – удивился вошедший. – А чего же ты здесь? Где Илья?
– В город уехал, – с явным безразличием отозвалась девушка и вышла на свет.
Лука безмолвно уставился на нее, испытывая удивление и радость одновременно, и стал внимательно, с ног до головы осматривать. Девушка обладала приятной внешностью, тонкими чертами лица, но, справедливости ради, внешность ее была бы заурядной, если бы не глаза – глаза, черные, чуть раскосые, пылали изнутри каким-то голодным пламенем, и пламя это ничем нельзя было погасить. Оно словно сжигало свою носительницу изнутри, заставляя ее вечно метаться от одного к другому, маяться по жизни, искать разлад и жить одним днем, подобно бабочке, у которой, кроме текущего дня, и жизни-то больше нет.
– Дяденька Лука, – заговорила Лизавета, выдержав небольшую паузу. – Мне деньги очень нужны. Помогите, а?
– Не могу, ты же знаешь
– Дяденька Лука, мне совсем немного! Только чтоб уехать!
– С Ильей хочешь?
Лиза вдруг покраснела, потупилась и едва слышно произнесла:
– Нет. Я… одна хочу.
– Одна? В смысле одна? – мужчина не понял, что именно имеет ввиду воспитанница, пока среди спутавшихся его мыслей не пронеслось: «И вновь прав оказался Петр». Девушка молча смотрела в какую-то точку на полу, постепенно заливаясь стыдливым румянцем и не в силах взглянуть в лицо собеседнику. Впрочем, ее можно было понять, ведь лицо это в процессе осознания происходящего начало коситься набок – левая щека ползла вверх до тех пор, пока глаз над ней не закрылся полностью. Потом Лука резко весь обмяк (обмякла даже вечная его улыбка) и выдавил из себя:
– Илья мой сын. Как ты вообще надумала заявиться сюда с такой просьбой? С ним что будет, если ты вот так сбежишь?
– Мне казалось, вы добрый, вы сможете понять…
– Нет. Прости, но нет, – хозяин двух ветхих обувных шкафов подумал немного и нехотя добавил:
– На улице холодно. До утра останься.
Лиза