телеканалам в выпусках новостей показывали, как явно больной Брежнев награждает других кремлевских старцев орденами и медалями, “все ясно видели, что эти люди еле передвигаются. Все эти дряхлые развалины, поздравлявшие друг друга, вешавшие медали друг другу на грудь, – они уже едва говорили. Все эти старики… в пышных залах – среди парчи, позолоты и люстр, а во всей стране людям жилось очень трудно”[503].
Американский специалист по советской экономике Эд А. Хьюэтт перечислял такие “приметы экономики, испытывающей большие трудности”: “Сфера услуг, по западным меркам, да и по мировым меркам, невероятно примитивна. Потребительские товары длительного пользования в дефиците. До сих пор применяются технологии ранних послевоенных лет, качество продукции часто низкое. Похоже, эта экономика неспособна производить дешевые, надежные автоматические стиральные машины, радиоприемники или электропроигрыватели, а дешевые мощные карманные калькуляторы и персональные компьютеры остаются пока недостижимой мечтой. Приличные фрукты и овощи… почти недоступны, хотя 20 % рабочей силы занято в сельском хозяйстве”[504].
В СССР добывалось в восемь раз больше железной руды, чем в США, но выплавлялось лишь вдвое больше стали[505]. В среднем на строительство промышленного предприятия в СССР уходило от десяти лет, тогда как в США – два года. В СССР производилось в 16 раз больше зерноуборочных комбайнов, чем в Америке, но при этом зерна собирали так унизительно мало, что его приходилось закупать за рубежом. Многолетнее использование принудительной тяги на заводах привело к экологическому кризису. Алкоголизм вырос и в количественном отношении (потребление алкоголя за двадцать лет увеличилось больше чем вдвое, а количество преступлений, совершаемых в пьяном виде, подскочило в 5,7 раза), и в пространственном; деревня давно уже переняла “городские стереотипы алкогольного поведения: характерное для деревни эпизодическое (в основном по праздникам) потребление алкоголя приобрело повседневный характер”. Последствия повального пьянства для трудовой дисциплины и производительности труда были катастрофическими, и поэтому среди прочего замедлялся общий темп экономического роста.
Одним из решений продовольственного кризиса могло бы стать повышение цен, чтобы у колхозов и совхозов появилось больше стимулов для работы, но пойти на такой шаг режим не отваживался. Уж лучше было не нарушать тот молчаливый общественный договор, согласно которому государство удерживало низкие цены на потребительские товары и социальные программы, а народ, в свою очередь, одобрял или хотя бы терпел существующий строй. Так что цены не повышали, зато увеличивались объемы закупки зерна за границей: если в 1970 году они составляли 2,2 миллиона тонн, то в 1982-м эта цифра выросла до 29,4 миллиона, а в 1984-м составила уже 46 миллионов. В прошлом дефицит хлеба и рост цен уже провоцировал бунты.
Несколькими годами ранее СССР увеличил экспорт нефти, а рост цен на нее помогал финансировать импорт зерна, техники и потребительских товаров.