национализма в России XIX в. – в монографии С. Рэбоу-Эдлинг (180) (ун-т Упсалы, Швеция). Славянофильство, считает она, может быть охарактеризовано как «культурный национализм». В книге сделана попытка доказать, что славянофильство – это призыв к социальному и культурному обновлению, и что славянофилы отнюдь не были консервативными защитниками традиционного общества (180, с. 136).
С. Рэбоу-Эдлинг отходит от бытующей в западной историографии интерпретации славянофильства как «консервативной утопии», показывает «социальное измерение» этого учения. Для славянофилов с их культурным национализмом свойственно убеждение, что реформирование общества возможно только в ходе морального и культурного возрождения нации (180, с. 1–3). Интеллектуальная элита должна была дать импульс этому возрождению. Суть русского просвещения – духовность, не отрицающая достижений западной науки, и приспособление их к российским условиям. Это должно было органично ввести Россию в семью европейских народов.
Формирование русской национальной идентичности шло в русле европейских идей, и прежде всего, Просвещения. Славянофилов нельзя считать консерваторами. Различия между ними и западниками были, но и те, и другие являлись сторонниками реформ. Громадные успехи русской национальной культуры во второй половине XIX – начале XX в. свидетельствуют о том, что главные составляющие учения славянофилов – духовность, акцент на развитии национальной культуры доказали свою состоятельность.
Автор рассматривает «культурный национализм» как своеобразную форму славянофильства, содержанием которого был прогресс. Славянофилы занимали свою «нишу» в обществе и отличались от либеральных националистов тем, что имели свой взгляд на то, как идти к прогрессу, – через моральное и социальное обновление и не сторонясь демократической политики.
Повышенное внимание зарубежные историки обратили на книгу Р. Крюса (52). Он исследует все аспекты противоречивых отношений власти с исламом во многих регионах в 1780–1917 гг. Основные источники, используемые Крюсом, это судебные отчеты и ходатайства, представленные мусульманами в учреждения царской администрации.
Вывод Крюса о том, что в течение всего этого периода для большинства исламских общин империи политика государства в области религии была вполне приемлемой (52, с. 349), и что они находили общий язык с государством и понимали друг друга, вызвал критические замечания рецензентов за мягкость тона в отношении политики государства18.
В США историей религии и церкви в России плодотворно занимаются Г. Фриз, П. Валери, В. Шевцова, Н. Кизенко, К. Чулос и др., которые, как и их российские коллеги, пересматривают роль церкви в истории позднеимперской России. В 2008 г. увидела свет книга Дж. Хедды (101), в которой, как и в ряде исследований историков нового поколения, показано, что в конце XIX в. священники отнюдь не представляли собой консервативную промонархическую массу. Напротив, высокообразованные прогрессивные священники под влиянием