размечтаться или просто запеть —
и она – свободная! —
парит! – взмывает! – мчится!
«Плоть ограничена…»
Плоть ограничена
изнашиванием чувств,
не дружит со временем
теряет изысканный вкус.
Воздушные замки небесные
уютом не привлекут,
стоки из ванн покойницких
в общее море текут.
«И если даровано будет бессмертие …»
И если даровано будет бессмертие —
дай пыль переплетов, да кофе глоток,
перу – вдохновения, сердцу – усердия,
а в ноги – камина каленый виток.
«Иссосанный до костного мозга смысл…»
Иссосанный до костного мозга смысл
корней, лексический штурм загадок:
Мысль мослов (как мозг коленных чашечек раба)
Кость гостей (как то, что останется после пира)
Мера смерти (измерение смерти производилось количеством уложенных штабелями смердов, мерян и мирян)
Гон огня (огонь- то, что гонит)
Плач палача, палач плача.
«Главная в жизни чистота …»
Главная в жизни чистота —
не путать живое с материей,
в структуре плоти – ни крошки песка,
ни пыли, или бактерии.
Стерилен свет, глянец, суть,
ни капли дерьма на кафеле.
Хрустальный воздух в легкие вдуть —
воскреснет больной
и не кашлянет.
«Есть пристальность бога…»
Есть пристальность бога,
сиянье звезды,
сума и дорога
до вечной беды.
Пока не заплачешь —
сюда не придешь,
пока не заплатишь —
свой ад не найдешь.
Иди – и греши.
А значит – пиши,
в сиянии млечной бумаги
дыши.
Свечи в снегу
«Я любила Москву не за Красную площадь …»
Я любила Москву не за Красную площадь —
за прекрасные лица далеких друзей,
за порыв, за стихи, за дыханье свободы,
под крестами дубинок над прахом идей.
За отчаянный зов грустной мысли далекой
о прекрасных мирах за эфиром помех,
и за здравие свеч по стране волоокой,
утонувшей в бравадах балетных утех.
Но заломлены руки толпы и поэта,
и доносов листва – новым жанром – в народ,
где былому «нельзя» и грядущему «вето»
наштампованы гены послушных пород.
Я любила Москву не за Кремль – за начало,
где запретное слово страдало и жгло,
где оно не умело молчать – не молчало!
Оно толпы будило и взгляды влекло.
Я Москву – не за торг от широких ширинок,
а за воздух, пропитанный грустью дождя,
что скрипичным легато со струн паутинок
растекается, недра метро бередя
и летящие