к свастике.
А за ней всегда следует то, о чем я давно писал в мемуарно-публицистическом романе «Умерший рай», в главах о посещении памятника скорби на месте концлагеря Бухенвальд:
…любой национализм даже в самом невинном проявлении – вроде песни на непонятном языке, заучиваемой в детском саду – имеет один и тот же конечный пункт:
ребристые, как кошачье нёбо, жерла печей крематория.
Художник слова – да и любой художник вообще! – по самому определению своего призвания не может быть националистом.
Скатившись к национализму, он перестанет быть художником.
Что подтвердил результат недобрых перемен, нарисованный Айдаром Хусаиновым в его книге.
* * *
Роман «Культур-мультур» побуждает затронуть тему национальности художественного творчества.
Сам Айдар – башкир, но аутогенный герой его носит русскую фамилию.
Почему?
Да потому, что поднятые проблемы не касаются отдельной нации, не привязаны к определенному городу, а характерны для любого субъекта Российской Федерации, где происходили процессы, сходные тем, что бурлили в среде творческой интеллигенции Уфы – миллионной столицы огромной республики Башкортостан.
Ведь республика существует в составе страны, которая до недавнего времени славилась достижениями русскоязычной литературы, впитавшей лучшие достижения литературы малых народов России и возвратившей им лучшее, что могла возвратить.
О значении русского языка и русской культуры говорили в разное время разные мудрые люди.
И казах Абай Кунанбаев и башкир Мустай Карим.
Последний сегодня превращен в нечто вроде иконы: улица проживания переименована в его честь, сам он сделан символом национальной культуры.
Между тем, бывав в 90-х годах на съездах писателей Башкирии, я помню, как деятели с членскими билетами СП СССР распинали Мустая за недостаточную глубину национального самосознания.
Ведь все они писали одну бесконечную повесть об убогой башкирской деревне 20-х годов, интересную лишь ее авторам (которые, кстати говоря, всеми силами стремились в город и жили в квартирах вовсе не коммунальных…) – а он создал великие произведения, переведенные на все языки и понятные всем.
(Сам Мустафа Сафич Каримов, сидевший в зале недалеко от меня, при тех словах встал и молча поднял руки вверх, понимая бесполезность борьбы с тюбетеечной гвардией.)
Истинное искусство не может замыкаться в национальные рамки; лучшая советская литература классического реализма остается одним из лучших образцов мировой словесности.
Разумеется, я не хочу сказать, что местные особенности должны отметаться. Напротив, нельзя написать ничего существенного, отправив героев с выдуманными именами неизвестно когда в путь к несуществующей планете за пределы Солнечной системы.
Но писать о реальной жизни с ее частными особенностями надо так, чтобы эти частности не затушевывали общих вопросов.
Говоря о том, не могу не вспомнить одного из моих любимых