мысли и эту мерзкую тревогу. Григорий расслабил плечи, взглянул вверх на небо. Высоко над ним пролетело несколько птиц. Вороны? Постепенно его дыхание восстанавливалось. Чем больше он смотрел на небо, тем спокойнее становился. Серое пространство манило в свои просторы, Григорий чувствовал, как растворяется в нем, как его охватывает покой и единение с этим большим, но родным ему миром. И небо, и тихий шелест голых ветвей и трепетание на ветру одиноких желтых листьев, из последних сил, удерживающихся на сбросивших листву деревьях, и ласка свежего холодного ветра по щеке – все это земное. И он земной, он принадлежит этому миру. Это его земля, его деревья, его лес, его ветер. Это его дом.
С детства Гриша привык считать домом несколько маломерных ячеек в высотке, которые являлись квартирой его родителей. Здесь он чувствовал себя защищенным, как в крепости. Ведь были сложные замки на двери и решетки на окнах. И в эту дверь могли войти, воспользовавшись ключом, только его родители, а так же те, кого родители признали хорошими людьми. Там же за дверью был другой мир, полный опасностей, и злоумышленников. Григорий вспомнил, как мама все время теряла ключи в доме, сколько папа ее не учил, чтобы вешала на специальный крючок в прихожей, все без толку. Кинет где попало, а потом ищет. Зато искала она своим оригинальным способом, который для мальчика Гриши всегда был поводом поиграть в веселую игру. Стыдно признаться, но иногда Гриша специально снимал ключи с крючка, чтобы поиграть с мамой. Способ назывался «ну, и не надо». Мама говорила ключам, как будто они были живые:
«Не хотите находиться? Ну, и не надо! И вовсе мне не нужны никакие ключи, не ищу я их. Даром они мне сдались! Я ищу расческу». Так она принималась ходить по дому и приговаривать. Где же расческа? Да, не эта другая – синенькая. На удивление ее хитрость всегда имела успех, и ключи быстро находились.
Григорий потянулся, отошел от дерева и громко крикнул: «Не находишься? И не надо! Даром ты мне сдалось! Мне нужно найти тонкие веточки, чтобы утеплить пол». И он стал искать веточки. Кусты ореха, встречающиеся ему на каждом шагу, не годились. Их ветки были жесткими и ломкими. Нужно что—то другое. А вот и то, что нужно. Григорий заприметил заросли ивняка. Ивовые прутики прекрасно подойдут… ну, и дурачок же я!
Ива – это же водное растение, значит озеро там.
Григорий вприпрыжку кинулся к ивняку, так и есть.
Судя по карте это и было то самое озеро, хотя при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь небольшим прудом. Но это отца Герасима пруд, подумал Григорий, и он имеет право назвать его, как хочет, хоть океаном. У берегов пруд начал покрываться льдом, скоро, чтобы добыть воду, нужно будет рубить прорубь. Григорий набрал, принесенную с собой цистерну водой, нарубил ивовых прутиков, сколько смогло уместиться у него на плечах, и направился к дому. Завтра он снова придет к озеру и послезавтра. На ближайшие девять месяцев этот пруд станет его Григория озером, если Бог сподобит дожить.
Глава 5
Того, Кто вечно был и есть,
Рождает