парламент получал бόльшие права, чем имел в эпоху Вильгельма II. Но в принципе в политико-правовом отношении Веймарская республика была исторически закономерной модернизацией вильгельмовского режима.
В скобках скажем: в отечественной науке мало обращают внимания на схожесть властных конфигураций Германии согласно Веймарской конституции и Франции согласно Конституции Пятой Республики. И понятно почему: слишком исторически далеки друг от друга 1919 и 1958 гг., слишком далеки друг от друга исторические традиции Франции и Германии. Здесь интересно другое: как в различные исторические эпохи и в различных политических культурах работают схожие юридические модели. Во Франции получилось в высшей степени успешно, а в Германии она привела к катастрофе.
Однако вернемся к теме легитимности. Правовая в веймарскую эпоху была двоякой: а) сама республиканская конституция; б) связь с немецким рейхом. Подчеркнем: эта связь носила не только исторический характер, что вполне понятно, но и закреплялась юридически (рейх есть республика). Важнейшей легитимностью Веймарской республики был также Версальский договор, который, по известному выражению, «поставил Германию на колени». То есть веймарский порядок вырастал из поражения в войне, национального позора и унижения. Естественно, что для большинства немцев Веймар стал по преимуществу результатом распада не только могучей, прогрессировавшей, энергичной мировой державы, но и некоей привычной нормы, нормальности. Это и привело к ситуации, которую зафиксировал Т. Манн: «республика без республиканцев, демократия без демократов».
Кстати, и в самом тексте Конституции 1919 г. слово «республика» употреблено лишь один раз (в первой статье). Когда говорится о стране, всегда используется «рейх». И по всему этому Основному закону сплошные: рейхспрезидент, рейхсканцлер, рейхстаг, рейхсрегирунг, рейхсминистр, рейхсвер и т.д. Да и вторая главная часть Конституции называется «Основные права и обязанности немцев». Не граждан, но – немцев!
Сегодня ретроспективно совершенно ясно, что у такой Германии было два пути: усиление демократического потенциала, заложенного в Конституции, и демократического потенциала самого общества или диктаторский реваншизм. В целом Германия пошла по второму пути, «обогатив» его взрывом звериного национализма и мобилизационно-тотальных технологий. Здесь, конечно, громадную роль сыграл великий экономический кризис, «отменивший» возможность социальной демократии и подтолкнувший страну к тотальному дирижизму (элементы мобилизационного дирижизма были характерны тогда для всех стран – США, СССР, Аргентины, Японии и т.д.).
Понятно, что режим, построенный на таких легитимностях, был непрочным.
Национал-социалистический порядок тоже имел букет легитимностей. Включая, кстати говоря, и отрицательную, т.е. легитимность преодоления поражения, унижения и отказа от веймарской демократии. Эта негативная легитимность порождала легитимность позитивную: мы встанем