фрагментами чудо как хорош, а в остальном такой же, как практически все облцентры на одной седьмой суши.
К стыду своему впервые во Владимире (повторю: из Суздаля, но с заездом в Боголюбово и осмотром храма на Нерли; аристократическая и совершенно гармоничная его красота убивается линией электропередач, протянутой по этому всемирному полю, не уступающему по природно-культурному значению тосканским холмам; нет все-таки не убивается, их ведь и снять можно…). Идем по длинной центральной Большой Московской, на которой, к счастью, нет московской многолюдности. Ищем, где поесть. Находим, садимся на улице, в тени, под тентами. Молоденькие официантки мгновенно все приносят. Не очень вкусно и не очень дорого. В туалете (вот моя тема, почему раньше об этом никогда ни слова?) замок закрывается так, что выйти не могу. Хорошо хоть мобильный со мной. Звоню, коллеги бросаются выручать. Официанты в растерянности, через несколько минут за дверью «взрослый» голос какой-то ресторанной начальницы. Объясняет, что придется подождать. То, чем можно открыть у (скажем) Ивана Семеновича, но его сейчас здесь нет. Так сказать, единство времени, места и действия в негативном варианте. Классика наоборот. Или советская классика. Согласитесь, что при всей редкости и отчасти даже смеховой пикантности ситуации, её esprit совершенно типично-советский… Через двадцать минут дверь взломали.
Проходят полчаса, и на вас обрушивается русско-европейско-византийское чудо Успенского и Дмитровского соборов, Золотых ворот, каких-то родных и милых кусочков сохранившейся губернской жизни конца XVIII – начала ХХ в. И чудный вид с бывших крепостных валов на Клязьму. Не Киев с Днепром, однако, по-своему прекрасно. – И вдруг: опоздали, Успенский закрыт, какая неудача. Но пытаемся проникнуть. Пожилая «охранница»: всё-всё милые, мне сегодня к врачу, поэтому пораньше и работу заканчиваем. Уговорили, правда, было выдвинуто условие – денег на ремонт храма пожертвуете, тогда заходите. Мы согласны, да и сами собирались…
Все это сценки советской жизни. Не русской (в смысле дореволюционной), не вестернизированной и не той, на которую надеялись двадцать–двадцать пять лет назад. Но причем здесь Сталин как русская национальная идея (мечта, утопия, упование…)? Я уже неоднократно излагал свою исследовательскую гипотезу о двух коммунистических режимах – КР-1 и КР-2. Первый – это ленинско-сталинский, режим тотальной переделки всего и вся (включая природу, человека, общества). Второй – хрущевско-брежневский, режим более традиционного для России передела (это гораздо сильнее, чем всякие там коррупции). Нынешний режим (я называю его советским посткоммунистическим) и вырастает из КР-2, и продолжает, и развивает его. Хотя, парадоксальным образом, родился из антикоммунистической и антисоветской революции. Однако верхи КР-2 («элиты») в целом сохранились и сохранили преемственность с его духом и плотью.
Только вот стержень сломался. Коммунистическая, марксистско-ленинская идентичность приказала