Есть, правда, закавыка одна. Инклюзор тот был смел, да тороплив, знаний ему не хватило в серьезную клетку эту тварь инклюзировать, из коей ей во сто веков не выбраться б. Янтарь-то камень хрупкий, ненадежный. Когда один он всего – слабоват. Вон, и наш уж весь трещинками пошел. Да холоп твой не к месту руки приложил, шандарахнув его об пол. Одно прощает – по незнанию. Но прорехи в узилище Мортином появились знатные. Очнулась гадина, солнце увидела. Воздухом дышит и сил набирается. Однако выползти на волю пока не может. Да и выползет – словлю и запрячу. Вот только тут, Ахрамеюшка, трудность одна имеется…
Мартынов смолк. Задумался.
– Какая трудность? – не выдержал, наконец, Растрелли.
– Морта второй раз в ловушку если и пойдет, то не один… Есть у него нечто, с чем мне не совладать… Слыхал, может, про Инкарнатора?
– Немного, – кивнул Варфоломей Варфоломеевич.
– Многого никто не слышал, – печально отозвался Мартынов. – Его, брат, никто толком и не видал, но многие мужи ученые, что секрет философского камня найти пытаются, зовут сие чудо со времен египетских Изумрудною Скрижалью. Правда, к месту, где та Скрижаль скрыта-спрятана, человек даже мыслью приблизиться не может… Я не исключение. Одному Морте сия тайна известна. Может, лежит Великий Инкарнатор у какой барыни в ларчике яшмовом, а она его за цацку драгоценную только и почитает, от чужих глаз по сему поводу бережет… Да, Ахрамей… Окружена Скрижалия таким густым туманом тайны страшной, что никто в этом мареве истинной цены сокровища и узреть не в силах.
Мартынов поднялся из-за стола. Прошелся туда-сюда по полянке. Шишку с земли взял, повертел в пальцах да выкинул. Вернулся обратно. Поставил ногу на скамью и пристально взглянул в глаза собеседнику.
– Морту победить можно, – сказал он твердо. – С Инкарнатором ли, без ли, но способ найду. Иное меня ныне волнует. Как Али Шера уберечь? Потому как, не дай нам Создатель, погибнет он – беда случится страшная. Сравнимая разве с Всемирным Потопом… Потому и сижу я тут, в лесном убежище почти безвылазно. Ладно, дом новый. Прежний-то совсем развалился. Приставлен я, друг мой, стражем главным земного зла. К людям выбираюсь лишь по необходимости да изредка из блажи, чтоб не одичать совсем. Средь других сам себя человеком чувствуешь.
– Да уж, – вздохнул Растрелли. – Но кто ж ваш род стражами-то назначил?
Мартынов загадочно улыбнулся. И ответил не прямо.
– Напортачил мой предок, брат. По молодости, – сказал он. – Говорил же недалече, слишком он тогда поторопился. Запечатал Морту, ума пред тем не набравшись, в слабый камень. В янтарь. Теперь его другое узилище вряд в себя возьмет… Но и я не лыком шит. Ждал три столетия, знания копил, по наследству – будет оказия – передам. Ну, кой в чем поднаторел. Вот, послушай-ка. Задумал я некогда, уж век тому истлел, построить Янтарный кабинет. Искал долго, кому сумасшедшую мысль в голову подсадить – удовольствие-то, понимаешь, не из дешевых. И таки нашел. Самого тогдашнего короля