поэтому, что постсоветские государства уделяют столь пристальное внимание национальной истории, особенно тем ее образам, которые транслируются со страниц школьных учебников [Сикевич 2014: 124]. Не меньшее значение придается формированию исторического сознания и в национальных республиках Российской Федерации, причем наряду с общероссийским компонентом в процессе освоения исторических знаний в самой исторической памяти не может не присутствовать «местный колорит».
Сложность преподнесения истории в отдельных российских регионах состоит в том, что в силу исторических перипетий формирования Российского государства одни и те же исторические события и личности не могут не преподноситься и интерпретироваться по-разному. Не вызывает сомнения, что, к примеру, в Татарстане взятие Казани войсками Ивана Грозного воспринимается не так, как в российских регионах. В одном случае – как победа русского оружия и освобождение от золотоордынской зависимости, в другом – как поражение и потеря независимости. Для русских генерал Ермолов – герой войны 1812 г., а для чеченцев – «покоритель» Кавказа, запомнившийся своей жестокостью по отношению к «дикарям». Конечно, школьный учебник истории России может дипломатично лавировать между полярными интерпретациями, но, кроме учебника, историческое сознание формирует еще и семья, социальная среда в целом, коллективная память народа.
Мы попытались сопоставить «образ» национальной истории в представлениях петербуржцев русской национальности и чеченцев – жителей Грозного, гипотетически предполагая, что этот образ будет различен, несмотря на «согражданство» жителей обоих городов.
Исследование в Санкт-Петербурге, результаты которого уже были частично опубликованы [Сикевич 2016a; Сикевич 2016б], проводилось в 2013–2014 гг. лабораторией этнической социологии и психологии факультета социологии СПбГУ под руководством автора статьи (N = 458 человек, выборка квотная по полу и возрасту).
Опрос в Грозном проводился зимой 2015–2016 гг. под руководством кандидата социологических наук доцента Мусы Юсупова (N = 220 человек, выборка квотная).
О декларируемой идентичности петербуржцев и жителей Грозного позволяет судить ранжирование их членства в отдельных социальных общностях (см. табл. 1).
Таблица 1
Ранжирование принадлежности к социальным общностям (сравнение)
Примечание: Членство в несопоставимых общностях представлено курсивом.
Из данных таблицы видно, что образы «я» русского и чеченца заметно различаются. Если у петербуржцев в известном смысле конкурируют этническая и территориальная составляющая (в исследовании 2011 г. петербургская идентичность даже слегка превышала этническую – 1,9 и 2,1 соответственно), то для чеченцев ведущим признаком самоидентификации оказывается конфессиональная принадлежность, заметно доминирующая даже над этническим самоопределением. Территориальная идентичность для грозненской выборки несущественна,