веришь? – удивилась Кора. – Конечно, Игра очень умная, но за то короткое время, которое нас проверяют, в принципе невозможно увидеть самое главное – силу нашего стремления к цели. Игра способна оценить уровень психологической устойчивости, интеллект, лексический запас, быстроту реакции, ответственность, честность – всё, что угодно… Кроме одного. Игра не может знать, насколько мы упорны, насколько мы готовы ломать самых себя ради того, чтобы стать теми, кем мы мечтаем стать… Игра не чувствует наши души.
– Куда она тебя направила? – спросила Онки.
– В службу охраны правопорядка, – отвечала Кора с саркастической усмешкой, – Игра полагает, что лучше всего я буду смотреться, выставляя подвыпивших военных из баров на Сент-Плаза и проверяя документы у толпящихся там вечно шлюханов.
– Но ведь столько людей верит результатам Игры…
– А ты? Лично ты? Веришь им? – музыкантка смотрела на неё пытливо, требовательно, твёрдо.
Онки молчала.
– Мне жаль тебя, если ты думаешь, что кто-то может знать о тебе больше, чем ты сама.
Кора, опустив голову, вернулась в блокнот, и стало ясно, что больше она уже ничего не станет говорить. Онки повернулась и медленно пошла вдоль ряда зрительских кресел, изредка оглядываясь на свою странную знакомую, та продолжила что-то писать, её фигура на фоне огромного футбольного поля становилась всё мельче по мере того, как Онки удалялась, направляясь к выходу.
Сказанное Корой ободрило её – в нескончаемом тоннеле отчаяния едва различимо забрезжил свет: «Всемудрая ей судья… Быть может, она права…»
–
Прошёл год.
– Ненавижу спортивную подготовку, – сопя носом, Онки Сакайо расшнуровывала высокие беговые ботинки, – и своё тело тоже ненавижу. Оно постоянно меня подводит, такое слабое, неповоротливое… Иногда мне кажется, будто я совсем не такая как остальные. Ни одного норматива в этом году не сдала. Со мной что-то не в порядке, я больна или вообще …мутант, выродок… Вот скажи, Ритка, почему я не расту?
Рита Шустова с заметным усилием стаскивала с длинных стройных ног узкие спортивные лосины. Онки с завистью мерила взглядом подругины конечности, которые, по щедрому благословению Всемогущей, с каждым кварталом становились ещё длиннее…
– Я ведь самая маленькая. Карлик просто. Вот в тебе сегодня сколько намеряли?
– Сто семьдесят девять, – стоя на полу в носках, Рита как следует выпрямилась и с торжествующей улыбкой взглянула на подругу.
Онки готова была расплакаться от обиды.
– Ну а я всего сто шестьдесят семь! Это же такое унижение… Все смотрят на меня сверху вниз…
– Мне кажется, ты паникуешь. И придаешь этому слишком большое значение. Другие, я полагаю, думают о твоём росте гораздо меньше, чем ты сама.
– Ты как всегда меня утешаешь. Ложь во спасение. Ну не могу я поверить, будто никому из окружающих в голову ещё ни разу не приходила мысль: ха-ха, да она же недомерок!
– Это потому, что ты сама склонна