было подняться по лестнице, на крутизну, но, заслыша гудок, направился обратно и здесь был немало удивлен.
С теплохода шла Анна Арбузина, неся чемодан, а за ней, взвалив на плечи мешок, видимо с картошкой, шагал да еще о чем-то на ходу рассуждал академик Иван Евдокимович Бахарев.
– Интересно. Интересно, – с усмешкой прошептал Аким Морев и посторонился.
Анна Арбузина и академик сошли на берег. Иван Евдокимович свалил мешок с плеча, даже придержал его над землей, словно боясь разбить в нем хрусталь, и произнес:
– Зачем же это вам понадобилось в такую даль репу везти?
– Подарок. Что же поделаешь, Иван Евдокимович: подарки выбрасывать грех. Ну, теперь не беспокойтесь: я уж сама найду путь-дорогу.
– До свидания, Анна… Петровна, – глухо проговорил академик и в порыве нежности поцеловал ее руку.
– Да разве так прощаются хорошие люди? – запротестовала та и, обтерев рот кончиком косынки, крепко обняв Ивана Евдокимовича, поцеловала его в губы и раз и два. – Вот так-то, Иван Евдокимович. – И густо рассмеялась. – Теперь-то уж куда ни поедете, хоть на Север, хоть на Южный полюс, все одно ко мне не миновать…
– Да-да. Конечно. Да-да. Непременно. Да. – И академик, будто его кто силой оторвал от Анны, качнулся к теплоходу, затем быстро побежал по мосткам.
«Ну и ну. Междометиями заговорил. Впрочем, рад я за него», – шагая за академиком, подумал Аким Морев и, поднявшись на нос теплохода, сел в свое излюбленное плетеное кресло…
Проснулся он, когда солнце золотило верхушки мелкого кустарника-ветлянника, песчаные длинные косы… и дюны. Они виднелись всюду, будто застывшие волны.
«Что такое? Где это я? – протирая глаза, подумал Аким Морев и, окончательно просыпаясь, понял, что сидит в том же плетеном кресле, в котором устроился несколько часов тому назад. – Заснул. Вот это да».
– Но что такое? – в тревоге прошептал он, глядя на правый обрывистый и плоский берег, покрытый песчаными дюнами, мелким кустарником и кое-где желтеющей травкой…
Злой ветер, словно гигантским рашпилем, сдирает с обрыва рыжую землю и тучей бросает пыль на Волгу, отчего река покрылась не то ржавчиной, не то кровью. Временами на берегу появляется деревушка, село. Улицы песчано-пепельные, без единого деревца, а крыши хат покрылись мхами.
– Батюшки мои, да что же это такое! – воскликнул Аким Морев.
– Плывем в пекло, – прогудел рядом с ним Иван Евдокимович, и Аким Морев увидел, как у того в глазах грусть борется с чем-то очень радостным, и, понимая, почему такое происходит с академиком, сказал:
– А на душе-то у вас другое пекло.
– От этого природа не меняется, – заявил академик, давая знать, что он не желает говорить о том, что творится в его душе. – Завтра, послезавтра вы увидите зачатки самой настоящей пустыни… Прямо скажу, вы увидите, как Кара-Кумы шагнули через Каспий и легли там, где когда-то была цветущая растительность. А вы на самолет – ширк и в Астрахань.
– Ошибался, прошу прощения.
– И то… А когда