Лилей. Когда она приходила в писательский клуб, на нее указывали пальцем и говорили: «Вот та самая, которая написала „Радугу“».
Однако славу в полном объеме ей вкусить не удалось. Лилю отвлекла беременность и появление маленькой дочки, которая вся умещалась на двух руках. Это крошечное существо было такое милое и такое зависимое и так манило к себе, что любая слава казалась законченной ерундой. И это справедливо. Главная задача природы – размножение. А творчество – во-вторых. И даже в-третьих. Без творчества жить можно, а без детей нельзя. Вернее, можно, но жизнь без детей бедна и немножко бессмысленна. Надо в кого-то перетекать.
Лучше, конечно, то и другое: и творчество, и дети. Лиля так и поступила. Растила дочку и писала сценарий для «Мосфильма».
Дочка росла и менялась. Было жалко, что она росла. Лучше бы оставалась маленькой и бесконечно зависимой. Но так не бывает. Она начинала ходить и говорить. У нее появлялась новое очарование. По дому ходило и ползало солнышко, ангел. Дети – это ангелы, и находиться рядом с ангелом – значит, самому быть чище и светлее. Счастье!
Сценарий для «Мосфильма» был написан. Он никуда не годился. Рассказ – это одно. А сценарий – совершенно другой продукт.
Лиля была запрограммирована на прозу. Проза – это слово. А сценарий – картинки. Надо мыслить картинками. Требовалась доработка. Требовался мощный профессионал, который знал, как из этого теста слепить съедобный и желательно качественный пирог.
Мощный профессионал нашелся. Это был… парень – нет, не парень. Мужик… не мужик. Мужчина… слишком обезличенно. Тогда кто? Какой-то инопланетянин – мрачный, молчаливый, ни на кого не похожий. Впалые виски, как у коня. Смуглый, как будто родился в Индии, в каком-нибудь Дели или Бомбее. И глаза оттуда же, из Индии, – большие, бархатные. Кожа на щеках пористая, следы от юношеских прыщей. Красивый? Да нет. Не красивый? Тоже не скажешь. Другой. Как Махатма Ганди.
Работали в его доме. За стеной звучала его семья: мамаша, жена, ребенок, прислуга.
Дом был богатый и духовный. Все стены в книгах.
Лиля была зажата, стеснялась, становилась тупой. Мозги застывали и не двигались. И Ганди тоже не хотел идти навстречу. Молчал, как будто был чем-то недоволен. Лиля боялась, что он не выдержит и скажет: «Все это мура собачья. Я не хочу тратить свое золотое время. Ступайте вон…»
Лиля тихо страдала. Однажды сказала:
– Простите меня.
– За что? – не понял Ганди.
– За мою бездарность.
– И ты меня прости.
– За что?
– За это же самое.
Но внезапно бездарность кончилась. Ганди предложил новый ход. Ввел дополнительного героя, которого не было прежде. Он назывался «третий лишний», и этот лишний потянул за собой сюжет. Все сдвинулось, поехало и покатилось, как телега с горки. Стало весело.
Ганди фантазировал, а Лиля записывала. Время от времени она взрывалась от хохота. Смехом Лиля отвечала на точность. Смешно, когда узнаваемо. А узнаваемо