с десяток сухарей и немного солонины. Это богатство необходимо было растянуть на несколько дней. Оставались ведь помирать и коней, навьюченных съестным, отдали липовецким, чтоб добро не досталось недругам. Теперь Демьян как старший, корил себя за это, да назад уж поворотить ничего нельзя было.
Ветерок между тем не стал ждать своей очереди, а отошел в сторонку и начал старательно разгребать глубокий снег копытом. Белые хлопья полетели в разные стороны, а морда скрылась где-то в сугробе. Вои подбежали посмотреть, чего там нарыл боярский конь.
– Гляди-ка, – зашумели они, – мохнатый до травы докопался, сам корм себе нашел!
Люди кинулись щитами раскапывать новый пушистый и старый слежавшийся снег, открывая и для своих коней тощую и вялую, но все же свежую травку.
Позавтракав, стали неспешно сбираться снова в путь. Демьян решил сам еще раз подняться на курган и свериться по бабе с направлением. Утопая по колено в снегу, он взобрался на вершину и встал рядом с истуканом. Каменный идол был на четверть выше боярина. Теперь при свете дня Олексич хорошо рассмотрел его. Это оказалось необычное женское изваяние. Широкоплечая степная жена24 держала на руках крохотного, разметавшего ручки и ножки младенца. Лицо ее выражало суровое спокойствие. Среди курских каменных баб были в основном мужи-воины или одинокие прародительницы в богатых одеяниях, но ни разу Демьян не встречал идолиц с младенцами. Как завороженный он взирал на эту странную пару.
Вдруг ему почудилось, что каменные глаза сузились, брови сдвинулись, а трещина рта искривилась. Лицо бабы пылало гневом, но гнев этот был обращен не на ольговского боярина, злые глаза смотрели поверх его плеча куда-то на восход. Демьян невольно обернулся и замер, открыв рот. По белой бескрайней степи ехал отряд. Черные фигуры всадников были хорошо видны на ярком морозном снегу. Олексич быстро пригнулся к земле.
«Около сотни, не меньше, – насчитал он. – Кто же это? Может, наши в метель заблудились или решили все-таки к Телебуге ехать? Да нет, у Липовецкого князя людей-то побольше будет. И едут спокойно, как хозяева, словно это их вотчина. Как бы на нас не вышли, от местных удирать сложнее, они здесь каждую кочку знают. А я, дурак, даже дозор не выставил».
Демьян буквально скатился с кургана.
– Костры все погасили?! Всадники там, едут с восхода. Дружина большая.
Оставив лошадей, все поползли наверх, взглянуть своими глазами на новую угрозу.
– Видите? – указал боярин своим десятским.
– Должно, рязанцы в Орду едут, – предположил Первуша.
– Рязанцы этой дорогой не ездят, зачем им круг такой скакать, – заметил Горшеня.
– Может тогда татары?
– Рязанцы, татары али еще кто, нам все равно с ними встречаться ни к чему, – Горшеня отер снегом лицо. – Пусть себе мимо едут. А если сейчас на нас поворотят, так десным краем леса вдоль оврага уходить надо.
– Всем, вниз, – негромко скомандовал боярин, – и наготове быть.
На вершине он остался лишь с десятниками. Три пары глаз внимательно