заметь, тщательно обсадили ее изнутри кустами и деревьями. То есть с самого начала задумывался не временный пустырь. Соображаешь, что к чему? – заговорщицки прищурилась Вера. – Получается, наш мэрский служащий не такой уж герой. Ребята покруче, чем он, не дают тут ничего возводить из соображений безопасности.
– Нашей? – испугалась Трифонова.
– Ага, мечтай. Своей, разумеется, – победоносно сообщила Вера. И понизила голос почти до шепота: – А то и государственной. Но местные собачники назначили обычного клерка благодетелем и помогают ему, собирают подписи. Он и доволен. Видела бы ты, как по-царски его жена принимает благодарности, когда отсюда за ночь исчезают громадные плиты и бытовки. Говорю же, раз в год минимум пытаются хоть угол земли оттяпать, начинают чего-то завозить.
– Слушай, так интересно, – вырвалось у Кати. Ей все, что касалось сопротивления всяческим злодеям, тогда казалось очень увлекательным.
– Я тут родилась, живу и буду жить, меня не проведешь, – веско сказала новая знакомая. – И папа мой тоже. А его родители переехали сюда, в новую квартиру от завода, в пятидесятом. Тогда рабочие были для власти людьми. Кстати, о семье…
И девушка быстренько поведала, что сначала они жили впятером. Потом родители отца умерли. И бабушка со стороны матери тоже. Дедушка завещал свою квартиру ей, единственной внучке. А пока жив, сдал жилплощадь и переехал к ним. Но зять с тестем не ладят, все время ругаются из-за денег. И прогулки с Латиком – это отдых от мужицких дрязг и истерической готовности матери сорвать злость на дочери. Ладно, дело житейское, можно выдержать, если на работе нервы не мотают. Но начальник отдела, в котором ложится костьми за честь своего предприятия Вера, ничего не смыслит в проектировании. Назначили по блату жалкого троечника. А его заместительница – тупая проститутка. Давала прежнему шефу, дает и этому. Ревнует его ко всем молодым сотрудницам.
– Особенно ко мне, – вздохнула собеседница. – Придирается, распекает за ерунду. Обидно, потому что как специалист эта фря ногтя моего не стоит.
Слушательница приуныла. Есть на свете счастливые люди? Хотя бы довольные не только собой, но и близкими? Существуют в реальности те, кого начальство ценит? Хотя бы не обижает понапрасну? Скучно. У всех одно и то же. И ответила Трифонова неохотно:
– Борись, терпи или уходи. Другого не дано.
По законам возникновения женского приятельства настал ее черед заявить, будто она сбежала в Москву, потому что родственнички достали. Но бабушка с младенчества ей внушала: «Не говори о семье плохо, даже если рассержена или обижена. Мы – свои. Мы желаем друг другу добра. Сами поругаемся, сами помиримся, сами все забудем. А чужие в сто раз хуже, но развлекутся нашими проблемами, осудят и век будут про нас гадости рассказывать».
Катя спорила с ней до потери голоса. Дескать, если в семье все ангелы, она права. А если тираны, эгоисты, дураки? Не понимают, не жалеют друг друга? «Мы же не такие», – сердилась бабушка. Девочка в бунтарском возрасте не была в этом