крики и шум на дворе начали стихать. Некрас и Зоряна очнулись. Девушка молча высвободилась из его рук.
Волчар же вновь проскользнул к забору и зарычал. Всё повторилось. И опять они, обнявшись, прятались под кровлей, слушая бешеный стук сердец друг друга.
И ещё раз.
А когда сторожа уже взаболь вознамерились отворить ворота да посмотреть, кто там за ними, Некраса и Зоряну окликнули сзади парни. Дело было сделано.
На обратном пути Волчар и девушка почти не глядели друг на друга и молчали, лишь изредка касаясь друг друга руками. Но после того редко кто на беседах да гуляньях видел их опричь друг друга.
И надо ли говорить, что Масленица удалась на славу и горела ярко, как никогда?
2
В избе у чародея витязь был впервой, потому и осматривался с любопытством.
После полутёмных сеней в горнице оказалось неожиданно светло – в маленькие волоковые окна ярко било полуденное солнце. Большая печь, сложенная из камня-дикаря, занимала всю середину горницы, отгораживая бабий кут. Гладко выстроганные лавки протянулись вдоль всех стен, охватывая полукольцом массивный стол, а в красном углу, на тябле виднелись лики домашних богов, хранителей очага. Христианином чародей не был, да и не слыхивал Волчар, ежели честно, до сей поры про чародеев-христиан. Натёртый каменной крошкой до янтарного блеска пол бросал в глаза зайчики, блестела разноцветная слюда в окнах. Небедно живёт чародей Прозор, вовсе даже небедно. А только не скажешь по внутреннему убранству избы, что это чародей – никаких примет тому в избе нет. Впрочем, самого хозяина – тоже.
Некрас не успел подивиться и погадать, Зоряна ли его надула, отец ли её саму обманул, когда раздался голос вроде бы ниотколь:
– За печь пройди.
Голос был холоден и спокоен, навевал какое-то странное чувство, словно человек, что его подал, стар и молод одновременно. И нельзя было определить с маху, добр он или зол.
Волчар сделал ещё несколько шагов – велика была изба чародея Прозора, – и увидел дверь в отдельный хором, отгороженный сплошной переборкой из тёсаных брёвен. В проёме было видно и самого чародея – он сидел за столом в глубине хорома.
– Входи, не бойся, – хмуро обронил он, буравя Некраса глазами.
А витязю чего бояться-то? Чародейства, что ль? Так оно к витязям не пристаёт, кому же то не ведомо. Их сам Перун от него оберегает, да и сами с усами – всегда в серебре да стали, чего чарам-то прилипать?
Чуть нагнувшись, дабы не задеть головой притолоку, Некрас шагнул через порог. И остановился, поражённый увиденным. Вот теперь можно было поверить, что в этой избе живёт чародей.
Сначала хором напоминал горницу – те же тёсные стены, такая же печка, только маленькая и зажатая в углу, те же скамьи воль стен да могучий стол, хоть и тож меньших размеров. Но всё остальное…
В хороме было сумрачно. В дальнем углу на жёрдочке, нахохлясь, сидела птица, какая, не разобрать,