интересом, будто впервые увидел рыжую деву.
– Я охотно проведу с тобою какое-то время, пока ты не придешь в себя после пережитого, разумеется, мы расстанемся не сегодня.
– Я в здравом уме и в твоем обществе не нуждаюсь. Я ничуть не сомневаюсь, что ты немедленно уберешь из гарнизона моего наследственного замка своих солдат, а из моих деревень – своих управляющих.
Элеран помедлил, колеблясь.
– Конечно.
Нора высокомерно кивнула и повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Элеран молчал у нее за спиной, под его широкими шагами чуть потрескивали доски пола. По дыханию было слышно, как он остановился. Горячие пальцы коснулись ее руки.
– Послушай, не думай обо мне плохо. Мне больно и очень жаль.
Он помедлил и сильно сдавил сначала ее ладонь, потом – руку чуть повыше локтя. Виттенштайн вздрогнула и развернулась, вырываясь.
– Оставь.
– Я люблю тебя… Я схожу с ума при мысли, что мы расстаемся… Подожди…
Глаза Шарфенберга сделались тусклыми. Он не столько отвел, сколько оттащил девушку от окна. Уклониться от объятий Элерана помешал с одной стороны – стол, с другой – стена. Нора взвизгнула, почувствовав, как хрустнули тонкие косточки ребер.
– Не вырывайся… Постой. Тихо, тихо, не надо кричать. Тебе ведь уже все равно, так почему бы…
– Ах ты…
Последующую фразу на языке альвисов Элеран не понял, ее точно разящий смысл не добрался до затуманенного страстью разума героя. Будь по-иному, мнение Шарфенберга на предмет испорченности Норы получило бы самые веские подтверждения. Зато в следующее мгновение его ошеломила полновесная, звонкая пощечина, полученная от руки дочери Виттенштайнов.
Элеран отпрыгнул к стене, держась за полыхающую костром щеку. Нора бросилась к окну, распахнула оправленный свинцом переплет.
– Уилл! Уилл!
Старый солдат задрал покрытую шлемом голову, с удивлением разглядывая яростную гримаску хозяйки.
– Чем могу служить, госпожа?
– Поднимись ко мне, Уилл. Мессир Шарфенберг хочет с тобой побеседовать.
– Слушаюсь, миледи.
Шарфенберг уже чуть успокоился, взял со стола плащ, поправил пояс с мечом.
– Не трудись звать лакеев, Нора. Я ухожу. Прощай. Мне и в самом деле очень жаль.
Нора промолчала, хладнокровно рассматривая высокомерного Элерана. Красивый абрис лица несколько портили красные пятна от ее пальцев.
Помрачневший барон, чуть помедлив, ждал ответа. Не дождавшись, почтительно поклонился, повернулся и, задумчиво потирая щеку, вышел из комнаты.
Нора с озорством выглянула в распахнутое окно. Солдаты гарнизона пересмеивались во дворе, провожая дерзкими взглядами гордо выпрямленную спину Шарфенберга. Уилл с победным видом крутил сивый ус…
Вечер прошел спокойно, Нора поискала в своей душе печаль по разрушенному прошлому, но не находила ничего, напротив, ей было легко и спокойно. Только жаль отца. Виттенштайн