отделанный бахромой и вышивкой… Глядя на сцену, воспоминания охватывают тебя. На этой сцене было всё: взлёты и падения, радости и печали. Здесь мы рождались и умирали, здесь были окружены вниманием и заботой, а временами были одиноки, здесь нас ненавидели и презирали – бывало и такое. Именно на этой сцене мы впервые познали самое прекрасное и вечное чувство – любовь… Зал тёмен, видны лишь неясные очертания рядов высоких кресел… Все взоры устремлены на сцену.
Театр – это наша жизнь. У каждого своя отведённая роль в этой постановке… Мы заучиваем монологи, репетируем сценки, оттачиваем движения, но лишь в экспромте проявляется талант актёра, его истинный характер, заложенный в нас Автором. Мы сами ставим свою игру, режиссируем, порой мастерски, порой по-детски наивно, причём в этой неумелости проскальзывает та завораживающая искренность, которой особенно аплодируют. Мы всегда стараемся понравится зрителю, когда это получается – мы на виду, во свете, но иногда выглядим не вполне достойно и тогда пытаемся спрятаться за кулисами, в гримёрке, но уединиться негде – всё есть сцена. Вся жизнь на виду, вся жизнь в напряжении, расслабиться некогда. Финал нам не известен, Автор старательно утаивает его от нас – этим и прекрасна жизнь. Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что Автор вначале написал пьесу, а потом выпустил нас играть свои роли. Всё происходит здесь и сейчас, в живую, экспромтом, просто Автору подвластно время, и он может иногда заглядывать вперёд. Он ведь Автор.
Сцена никогда не пустует.
Ромео: «… – О милая Джульетта! Зачем ты так прекрасна? Можно думать, что смерть бесплотная в тебя влюбилась. Что страшное чудовище здесь прячет во мраке, как любовницу, тебя! Так лучше я останусь здесь с тобой: из этого дворца зловещей ночи я больше не уйду; здесь, здесь останусь, с могильными червями, что отныне – прислужники твои. О, здесь себе найду покой, навеки нерушимый; стряхну я иго несчастливых звёзд с моей усталой плоти! Ну, взгляните – в последний раз, глаза мои! Вы, руки, в последний раз объятия раскройте! А вы, мои уста, врата дыхания, – священным поцелуем закрепите союз бессрочный со скупою смертью! Сюда, мой горький спутник, проводник зловещий мой, отчаянный мой кормчий! Разбей о скалы мой усталый челн! – Любовь моя, пью за тебя! (Пьёт.) О честный аптекарь! Быстро действует твой яд. Вот так я умираю с поцелуем.
Ромео умирает…
Джульетта просыпается. Она пошевелилась.
Джульетта:
– Ах, отец мой! Мой утешитель! Где же мой супруг? Я помню всё, и где я быть должна. И вот я здесь. Но где же мой Ромео?
Шум за сценой.
Брат Лоренцо:
– Шум слышу я. Уйдём же из гнезда заразы, смерти, тягостного сна. Противиться нельзя нам высшей воли: надежды все разрушены. Идём! У ног твоих лежит супруг твой, мёртвый; и с ним Парис. Идём, идём, я скрою тебя в обители святых монахинь. Не спрашивай, бежим, уж близко стража. Бежим Джульетта, медлить нам нельзя.
Джульетта:
– Иди, иди же. Здесь останусь я. (Брат Лоренцо