и чаю не хочу. А нет у вас чего-нибудь покрепче?»
«Ликер подойдет?»
«С удовольствием».
Фома достал ликер, налил рюмку и протянул гостю.
«Спасибо», – поблагодарил тот и медленно, маленькими глотками, прикрыв глаза от удовольствия, стал пить.
Фома заметил за собой, что смотрит на соседа с удовольствием. В наполненной солнцем уютной комнате он – тихий, светленький, опрятный – был как-то чрезвычайно уместен.
Допив ликер, старичок подмигнул и попросил еще. Фома налил.
«Вы квартирант?»
«Да. Меня зовут Фома».
«Редкое имя».
«Это не имя, кличка. От фамилии Фомский. Так меня все называют. У меня есть друг, он здесь был…»
«Я видел».
«Его фамилия Фомин, и он тоже Фома. Мы учились в разных школах и поэтому одинаковые клички. А как вас?»
«У меня нет клички. Просто Игорь Сергеевич».
Они пожали друг другу руки; старичок еще потянул из рюмки и сказал:
«Когда-то давно здесь уже жил квартирант. Валентин. Он убил сапожника. Не слышали? Попал в сумасшедший дом».
«Нет. А за что?»
«За что? За то, что убил сапожника».
«Нет, я как раз и имел в виду: за что он убил сапожника?»
«А ни за что, просто так. Поэтому и попал в сумасшедший дом. А если бы убил за что-то, попал бы в тюрьму. Очень просто».
Фома вежливо покивал, мол, бывает, и спросил:
«И как он его убил?»
«Ножом. Три раза ударил и все. Хотя уже первый удар был в сердце».
«А кем они были друг другу? Друзья? Родственники?»
«А никем. Совершенно. Они и знакомы-то не были. В том-то ж и дело. Вбежал с улицы в мастерскую, схватил нож и убил».
Старичок допил рюмку и облизал губы.
«Еще?» – спросил Фома.
«Если можно. Очень вкусно».
«Да, – протянул Фома, наливая ликер. – Странно. Вот так сидишь, а тебя вдруг раз и всё…»
«Это если смотреть со стороны. Тогда действительно странно и непонятно.
«А вам понятно?»
Старичок вздохнул, поднял глаза в потолок и пожал плечами.
«А что если так: однажды юноша вдруг раз и навсегда усомнился в подлинности окружающего и с тех пор ощущал себя чем-то вроде агента другой реальности, настоящей, который послан сюда с какой-то пока скрытой от него целью. Случай не такой уж редкий. И вот сапожник, который, допустим, чем-то поразил его воображение, был в его фантазии тоже таким глубоко законспирированным агентом. Настолько глубоко, что никакое общение с ним было невозможно. Еще допустим, что во сне сапожник-агент время от времени приходил к юноше-агенту, и это было единственным местом, где они могли откровенно поговорить. Там они и договорились, что если кого-нибудь из них раскроют, другой обязательно должен ему помочь уйти. И вот как-то раз молодой человек смотрит в кинотеатре кино, пленка рвется, и в зале начинают кричать „Сапожник! сапожник!“,