для меня минуту, поддержала, даже, можно сказать, спасла! Никогда я этого не забуду! Если бы не ты, я бы тогда пропал! Ведь ты видела, каким невменяемым бегал я тогда по бульварам!
Лицо Вали, ее глаза, шея, грудь в глубоком треугольном вырезе блузки – все вздулось, поднялось, покраснело, сделалось горячим на вид. Она как сидела рядом с Шурыгиным, так и протянула к нему на плечи судорожно выпрямленные руки, жалобно закатила глаза, обняла его за шею, крепко прижала к себе, впилась в щеку поцелуем – прощальным женским поцелуем, – потом бурно заплакала…
Она рыдала, билась в истерике на его плече, не могла выговорить ни слова. И казалось, это будет продолжаться долго-долго, без конца.
Ее слезы, искренние, беспомощные, слепые женские слезы тронули на момент сердце Шурыгина, и он сам вот-вот готов был разрыдаться.
Безумец, чем она нехороша, что, собственно, он еще затеял и для чего?
– Ну не плачь, успокойся, – нежно поглаживал он ее горячую, вздрагивающую от плача голову. – Погоди, это мое решение еще не окончательное, и я его, может, еще отменю. Ну не плачь, дорогая моя, успокойся, может, нам еще удастся продлить нашу связь, мы с тобой еще поживем, давай лучше толком поговорим сейчас об этом… Вина хочешь?
Она вместо ответа заколотилась в новом припадке рыданий.
– Нет, – немного погодя с трудом проговорила она. – Нет, зачем же ты тогда не объявил мне об этом своем решении сразу, как только я пришла к тебе! Тогда бы я ни за что не оставалась с тобой…
– Валечка, слушай, – умоляюще произнес Шурыгин и нежно обнял ее. – Ты не сердись на меня, ты прости меня, но я нарочно, я с целью не говорил тебе об этом до! Я знал, что ты тогда не была бы способна на ласки – на последние, прощальные ласки!
– Вот видишь, какой ты…
– Да, Валечка! Я такой! И я сам знаю, что я такой, сам знаю! Но что делать, если я не могу иначе? Да, я такой! Я такой!
Когда несколько минут спустя она перестала плакать, они сидели – она в кресле, он на стуле – и разбирались в создавшемся положении.
– Видишь, Валюшенция, какая странная получается история: мы ясно столковались с тобой о праве сторон рвать нашу связь, когда одна из сторон этого пожелает. А теперь ты не пускаешь меня…
– Пожалуйста. Уходи. Уходи хоть сейчас!.. Кто тебя не пускает? Я тебя не держу. Я понимаю, что насильно удержать все равно невозможно. И я не хочу ловить тебя на слове, что ты свое решение, может, еще отменишь, потому что это слово вырвалось у тебя нечаянно, сгоряча, под влиянием моих слез.
– Но, Валюшенция, суть дела еще не в этом. Суть дела вот в чем. Будем глубже смотреть на вещи. Ты существо замечательное, чистое, честное, чуткое, благородное, я вполне сознаю это, и я очень ценю это в тебе. Но ты очень привязываешься ко мне, ты привыкаешь ко мне как к мужу и любишь меня как мужа, хотя по справедливости я этого, конечно, не заслуживаю. Теперь допусти на момент, что в один прекрасный день возвращается твой настоящий муж, доктор. Что ты тогда будешь делать? Долг жены и матери обяжет тебя вернуться к нему, а ты, привязавшись