сюжет был. Ты же на судебные слушания не явился? Зверье это показали – орут, визжат, только что не плюются. Сами найдем, орут. А мужик какой-то, из ихних, вообще отмочил: «Сбежав, этот человек показал всему миру, что он знает, что виновен!» Нормально, да?! И про вознаграждение что-то вякнул, так, походя, – делился информацией Пашка.
Максим слушал молча. Первой была мысль о том, видела ли этот сюжет Ленка. А если видела, то что подумала и что попыталась сделать. Позвонить мужу, конечно. И не дозвонилась. И тут же подумал, что надо уходить – подставлять Пашку и его отца Максим не мог. Но Пашка, помимо многих других своих талантов, умел еще и читать мысли:
– Даже не думай, командир. Тут тебя никто не найдет. По сторонам посмотри – нет никого, только я да папаша мой. От нас точно никто ничего не узнает, а по лесам ты долго не пробегаешь. Зима, между прочим, скоро, – выдал ворох железных аргументов Пашка.
– Ну, да, – Максим сделал вид, что согласился с ним, а Пашка продолжал кипятиться:
– Нет, что вообще происходит? Кто в войне победил – мы или они?
– Они, конечно, – не задумываясь, ответил Максим. Посмотрел на вытаращившего глаза Пашку и продолжил:
– Самым явным свидетельством результатов любой войны является поведение населения в тех местах, где она прошла. Если война выиграна, то увеличивается доля представителей победившей стороны – в качестве чиновников, колонистов, экономических мигрантов, старающихся извлечь выгоду из победы соплеменников. Если война проиграна – проигравшие уходят. Как ушли французы из Алжира, как уходят белые из Южной Африки. А там… Да ты и сам все знаешь…
Пашка из слов командира понял в лучшем случае половину, но ту, которая составляла суть: их продали еще раз. Тогда, бросив в центре бездарно организованной спецоперации, и сейчас. И при малейшем удобном случае сделают это третий раз и четвертый… Столько, сколько захотят.
– Суки, – бессильно и зло выдохнул Пашка, – вот же суки… Ладно, пошли, поедим, что ли. Папаша там супец сварил.
Максим двинулся за другом в дом, и пока они обедали, все прикидывал, пытался предположить хотя бы приблизительно – когда ему уходить. Сегодня или подождать еще немного? Но все решилось само собой. Следующий день и ночь за ним прошли спокойно, а утром у Пашкиного отца начался приступ астмы. Все обошлось, старик отдышался, лежал на кровати в пристройке и, кажется, заснул. Пашка посидел рядом с отцом, потом вышел в коридор, принялся натягивать ботинки.
– Далеко собрался? – поинтересовался у него Максим.
– Лекарство закончилось, надо в аптеку сходить, – сдавленно ответил тот, возясь с непослушными шнурками.
– Я схожу, ты лучше с ним посиди, – Максим оделся, направился к входной двери.
– Ты ничего не забыл? – в спину ему прошипел Пашка. – Кого-то из нас в розыск объявили. И, по-моему, не меня.
– Помню я все, – ответил ему Максим, – помню. Чего тут идти? Пятнадцать минут – делов-то. Говори лучше, как лекарство называется.
Конец