я тебя с лица земли сотру именем Jesus Christu!..
И бросается на меня с мачете… Но, предвидя такой поворот, я выплеснул ему в глаза чарку мескаля и отошел в сторону, он рухнул на пол, а я вонзил ему прямо в основание черепа сажальный кол… И дело с концом… И снова я пустился на юг и пришел наконец в ту местность, где видимо-невидимо жителей сажали кукурузу колами, все трудились сообща, мне это зрелище было не по душе, но я едва дышал с голодухи и решил войти с ними в контакт, что оказалось ошибкой… Потому что, едва выйдя на поле, я почувствовал на себе непосильный груз и – вот те на! – уже сажал вместе с ними кукурузу, и все, что я делал, все, о чем думал, было давно проделано и продумано, а там проходил тот цикл празднеств, во время которого жрецы наряжаются омарами и танцуют, щелкая клешнями, как кастаньетами, а кругом – сплошной маис, маис, маис… Сдается мне, я до сих пор гнул бы спину на маисовой плантации – о боже! – не попадись мне один малый, тоже, как и я, в наряде майя, но я-то видел, что и он чужеземец… Парень оказался весьма смышленым, к тому же привлекательным… Он набросал на полу формулы и показал мне, как жрецы проворачивают свою аферу с контролем: «Такое творится и с празднествами, и с этой ебучей кукурузой, – им известно, что будет видеть, слышать, нюхать и ощущать на вкус каждый человек, а это и есть мысль, такие мыслительные единицы изображены у них в книгах специальными знаками, и они непрерывно чередуют эти знаки в календаре». А когда я взглянул на его формулы, в башке у меня что-то начало ломаться и я освободился от контрольного луча, но в мгновение ока нас обоих схватили и приговорили к «Смерти в Многоножке»… В подвале храма нас привязали ремнями к кушеткам, там было полно древних костей и стояла невыносимая вонь, а в углу поводила носом многоножка футов десять длиной… Тут я пустил в ход то, что унаследовал еще на Уране, где мой дед изобрел счетную машину… Я попросту лежал, ни о чем не думая, в многотонном фокусе густой синей немоты, сквозь меня прокатилась медленная волна, она вышла за пределы моего тела, кушетка начала сотрясаться, сотрясения охватили и землю, крыша рухнула, придавила многоножку и в щепки разнесла кушетку, отчего ослабли ремни, я выскользнул из них и развязал Смышленого Тилли… Мы выбрались оттуда, лавируя в нагромождении стел и известняковых голов, от храма остались лишь глыбы камня, ураганный ветер принес с собой приливную волну, а когда мрак рассеялся, от всех этих декораций уже мало чего оставалось… Повсюду носились в поисках жрецов уже свободные работники… Верховного жреца разбил паралич, и он превратился в многоножку… Мы обнаружили его в укромном местечке под обломками, с ним были и другие – кто оказался полукрабом, а кто проходил разнообразные стадии жуткой метаморфозы… А я рассудил так: «С этими типами надо сотворить нечто особенное – они ведь большие умники…» Вот мы и устроили «Потешное празднество»: сделали несколько обсидиановых суспензориев, нанизали их на медную проволоку, накалили суспензории добела и натянули их на жрецов, и те пустились исполнять