«легонько» быка свалить можно, – послышался с пола знакомый голос.
Приятели уставились друг на друга.
– Илья! Разрази мою душу! – заорал Квашнин и бросился на пол поднимать того, кто уже с большим трудом походил на профессора судебной медицины Илью Артуровича Дынина.
Сюрпризы продолжаются
Квашнин, побледневший и, что называется, сражённый наповал, пришёл в себя лишь через несколько минут, когда Данила перенёс Илью в ванную, раздел и пустил тёплую воду. Переполох поднял на ноги всё семейство Ковшова. Прибежала Очаровашка, за ней притопала Татьянка, и все закружились вокруг пострадавшего, однако пристыженный полковник, искупая вину, вытолкал женскую половину и сам принялся растирать Дынина мочалкой. Профессор млел и ругал Петра Ивановича, но, когда по лбу недавнего мучителя заструились капельки пота, его душа тоже оттаяла, он смирился и начал выбирать выражения поприличнее.
Очаровашка накрыла стол для чаепития и, смерив Данилу взглядом, не обещавшим ничего доброго, отправилась с дочкой досыпать, а тот, подмигнув приятелям, приоткрыл дверцу шкафа и выставил бутылку коньяка, объявив:
– За спасение тела и души пострадавшего раба Божьего Ильи ибн Артуровича!
Все трое обнялись и выпили стоя.
– Вот уж действительно балбес! Как я мог тебя принять за убийцу? – ощупывая и похлопывая приятеля, не успокаивался Квашнин. – Рассказывай, что тебя привело к озеру?
– Братцы, налейте ещё сто граммов, – взмолился Дынин. – Медики – народ особый, мозг не созрел для ясности мысли.
Выпили ещё по одной, и профессор, пожевав кусочек лимона, расслабился, откинувшись на спинку кресла:
– Ну что сказать, друзья мои. – Он закрыл глаза от удовольствия. – Начну, пожалуй, с того предмета, что я обнаружил в воде.
– Вот! – сунул ему диковинный револьвер Квашнин.
– Собственно, на поиски оружия я туда и отправился, – повертел в руках револьвер Дынин. – Три пули, обнаруженные мною в теле Фугасова, оказались идентичными, и теперь я убеждаюсь, что они вполне могли быть выпущены из этого иностранного револьвера.
– Позволь-ка, Илюша… – осторожно принял оружие из рук Дынина Квашнин. – В барабане остался пятый патрон древних времён – недлинноватенький снарядик, калибр примерно пять семьдесят пять или шесть миллиметров, но жахнет так, что рад не будешь.
– Друзья! – поднял палец Данила. – Это же пушка на ночных собак! Французы в девятнадцатом веке изготовили их специально для велосипедистов, чтобы обороняться от них. И название у револьвера весьма чудное…
– Волкобой? – предположил Квашнин.
– При чём здесь волки? Я же сказал, первые велосипедисты, раскатывая вечерами по Парижу, пугали шумом людей и собак. Колёса-то были без резины. Собаки, естественно, бросались на них, кусали за ноги, порой забавы заканчивались настоящими трагедиями. Обороняясь, господа спортсмены пользовались именно таким оружием.
– Бедные животные! – Профессор разлил коньяк по рюмкам.
– А