ты там усердно пишешь?
Я решила записывать свои сны, потому что они были странными и очень страшными. Я знала, что рассказывать их нельзя, чтобы не сбылись, поэтому подумала, что расскажу их бумаге. Начала с того, что записала сон, в котором за мной в малиннике гонялась мама. На полях жирным выделила слово: «радиация» и поставила знак вопроса. В школе мне не у кого было спросить, что означает это понятие, поэтому я интересовалась у мальчишек, но они отмахивались и говорили одно: «Невидимый яд».
Я не понимала, как яд может быть совсем невидимым? Даже газ, вроде невидимый, а горит синим и желтым. Что означает эта радиация, мне теперь хотелось узнать все больше и больше.
Сказалось, видимо, то, что спустя месяц базу, где мы повстречали «страшные глаза», разобрали на досточки. Эти досточки валялись разбросанные на месте новых домиков. На одну доску я нечаянно встала ногой, к счастью, в туфле с хорошей подошвой. К счастью – потому что почувствовала, что на что-то наступила и в ужасе поняла, что это гвоздь. Я подняла ногу, гвоздь на половину вошел в подошву, поэтому доска висела, будто ее специально приделали. Быстро сняв туфлю, выдохнула: через толстую подошву гвоздь не прошел. Так, впервые обрадовалась, что прошел дождь, и пришлось обуть эти не слишком красивые, но удобные для слякоти «чуни».
Юрка «Боярский», которого мы встретили, возвращаясь через «Десну» домой, сказал нам, чтобы мы не ходили на ту базу, «а то там гвоздей полно, да и пятно там».
Вот тут я не выдержала и спросила, что ж за загадочное пятно? Он пожал плечами и ответил: «Радиационное пятно».
– Тебе не угодишь, дед, – чуть раздраженно сказала я. – Когда гуляю – плохо, пишу – плохо, а что ж хорошо-то?
– Да вот странно мне, что конец сентября уж, а меня в школу не вызывали, – весело сказал он.
– Это тоже плохо? – скептически поджала губы.
– Да чего? Это хорошо.
– После того, как ты помахал перед ними какой-то справкой, они будут тянуть меня до ПТУ. Всё. – резко сказала я.
– У тебя что, проблемы какие? – Почти ласково спросил он. – Че ты ершистая такая?
– Недоспала, – буркнула я. – А что это за справка?
– Какая справка? – дед снова «включил склероз» – еще один термин Олега.
– Справка, с которой ты в школу приходил, – терпеливо объяснила.
– Справка, как справка. Да не было никакой справки. Мы просто мирно пообщались с твоей директрисой. – Он натянуто улыбнулся.
– Как хочешь, – буркнула я. – Ты хоть бы раз ответил на мой вопрос нормально, а то всё: «дурные вопросы», «что за глупости лезут в твою голову» и «отстань».
Дед замялся.
– Вот скажи мне, почему, например, в мой день рождения ты запрещаешь мне смотреть телевизор? Или почему мама напивалась в этот день так, что ее в дом заносили? Почему она чуть не убила меня из-за слова «радиация»? Что это за яд такой? Почему вокруг меня какие-то тайны, объясни?!
Дед молча смотрел на меня. В день моего шестилетия, 26 апреля, я включила телевизор, а дед, как увидел, выключил и разорался, чтобы я не подходила к нему. При слове «радиация» он начинал мелко подрагивать