пять килограммов, обложка ее деревянная, листы пергаментные, и на их изготовление ушли шкуры аж ста шестидесяти ослов! Это я все случайно запомнил.
– Ты все, что не нужно, помнишь. Жалко осликов, – усевшись в кресло, вздохнула Лешка.
А Ромка нашел параграф, посвященный Пушкину, и через некоторое время, возбужденный, обернулся к сестре.
– Лешк, гляди-ка! Пушкин-то, оказывается, быстрей писал, чем компьютер. Он в своем Болдине из-за холеры застрял и три месяца не мог оттуда выбраться, так как карантин кругом был. И вот за это время, с третьего сентября по тридцатое ноября, он – вот тут написано – создал около пятидесяти произведений самых различных жанров. Нет, Лешка, ты только послушай! И «Маленькие трагедии», помнишь, они еще по телику шли, и повести Белкина… К тому же настрочил тридцать стихотворений и своего «Евгения Онегина» дописал.
Лешка удивления брата не разделила.
– Ты прям Америку открыл. Об этом ведь каждый знает. Я младше тебя, но даже мы вкратце это все проходили.
Ромка поднял палец вверх.
– Вот именно что – проходили. Проходят Пушкина все. И «Болдинскую осень», и все остальное. Но в факты никто не вдумывается, воображение не включают, запоминают – и все. А ты можешь себе представить, как он чисто физически умудрился это все накатать? Всего за каких-то три месяца, даже меньше? В те времена ведь не только компьютеров, машинок пишущих – света не было! Ты помнишь, когда первая лампочка появилась? Кто хотя бы ее изобрел?
– Изобрел? К-кажется, Эдисон.
– Верно. Ну, а когда перестали свечки там всякие жечь, лучины и фонари газовые?
– Н-не помню. Но в начале прошлого века свет уже везде был.
– Плохо ты физику учишь. В девятнадцатом веке, в восьмидесятом году появилась первая лампочка. Запомни это. А Пушкин в начале века о ней не мечтал и даже не подозревал, что такое чудо вообще возможно. Просыпался рано утром – а я еще прочитал, что он любил в постели писать, – и, значит, не вставал, а лежал себе на кровати и строчил со страшной скоростью. Да не ручкой, а гусиным пером. А если бы ему компьютер подсунуть?
– Ты забыл, что он гений был? Это во-первых. А во-вторых, – назидательно произнесла Лешка, – получается, дело не в компьютере вовсе. Когда знаешь, о чем писать, чем угодно напишешь.
– Это ты про мой роман, что ли?
– Про что же еще? Компьютер у тебя есть, что ж не пишешь? А то забудешь все, что с нами было весной.
– Не забуду. Я этого никогда не забуду! – патетически воскликнул Ромка. – И как писать его, знаю. Но где взять время? Может быть, если бы меня куда сослали или холера какая свалилась и карантин ввели, то я бы засел и написал такое, что Пушкин бы позавидовал. А то ж приходится заниматься ерундой всякой. К сочинениям готовиться, уроки делать… С Диком твоим гулять, между прочим.
– И не стыдно?! – взвилась Лешка. – Ты сколько раз с ним гулял? За все время, что он у нас тут живет? Раз пять или шесть? И то по пять минут. А вот с Джимом Славкиным – без конца и подолгу!
– А, да, – не собираясь оправдываться,