был тяжелым, грузным мужиком, веревка его не выдержала и порвалась, он упал живым на землю. Председатель трибунала Якоби невнятно объявил, что по закону вторично вешать нельзя и полицай будет отправлен на 25 лет отсидки в Сибирь, в лагеря, мол, такие существуют правила. Но простой народ эти правила признавать не хотел, местные жители моментально оттолкнули нас в стороны и толпой набросились на Жарыхина. Мы не успели оглянуться, как начальник полиции уже снова висел на веревке. На сей раз веревка оказалась крепкой, а воля народа – еще крепче.
А как «брали» упомянутых ранее вами одиннадцать немецких «языков»-офицеров?
По-разному брали… В октябре 1943 года мы прошли дополнительный короткий курс обучения (при фронтовом УКР «Смерш») для захвата «языков». В принципе, это дело мы уже неплохо знали во время учебы в «Вышке». Наши разведгруппы «работали» на 1-й Прибалтийский фронт, к которому нас прикрепили в плане административного подчинения. Мы считались очень подготовленными людьми и шансов взять «языка» имели намного больше, чем обычная дивизионная разведка или группа армейского подчинения.
В немецкий тыл шли в немецкой форме, действовали из ночных засад. В мое отделение входили 12 офицеров-«литовцев»: Стасис Скокаускас, Гилелис Блохас, Иван Антоновас и другие ребята. Что очень важно – моя группа потерь не имела. В апреле 1944 года нашу «литовскую» спецгруппу отправили на отдых, больше мы за «языками» не ходили.
А как вели себя взятые в плен вашей группой немецкие военнослужащие?
Тихо, как амбарные мыши. Сами представьте, попадает в плен немец, взрослый человек, офицер, который оказывается в своем тылу в окружении дюжины русских разведчиков. И офицер прекрасно понимает, что при любом раскладе, даже если разведгруппу засекут и обложат со всех сторон, лично его разведчики всегда успеют убить, еще до того как «товарищи из вермахта» придут к офицеру на выручку. И соответственно, напуганные немцы беспрекословно выполняли наши указания, Александра Матросова среди них не нашлось. Кстати, допрашивать этих пленных, «потрошить» их в немецком тылу нам не разрешалось. Мы даже боялись брать с них трофеи. Вот, видите, храню на память бинокль с одного немецкого полковника, но помню, что даже тогда переживал, а вдруг этот пленный полковник на допросе в штабе фронта на меня пожалуется, мол, «раздели» его разведчики.
С каким оружием спецгруппы ходили в тыл врага?
Автоматы, гранаты, ножи, пистолеты. Я почему-то таскал с собой всегда два пистолета, да еще «игрушечный» маленький «вальтер», кажется, он назывался № 1, с белыми инкрустированными «щечками» на рукоятке.
Как награждали вас и офицеров вашей группы за успешные разведпоиски?
После каждого удачно выполненного задания нас «награждали» спиртом и американскими консервами, без ограничения. Про боевые награды речь не шла, считалось, что мы – это так – «по своей инициативе просто тренируемся». Войну я закончил с орденом ОВ I степени