с этой лодки вы сегодня утром поднимали вентери?
– Да, сударь.
– В таком случае, где они? Потому что на этих сети совершенно сухие. К тому же ни багор, ни весла не погружались в воду по меньшей мере сутки.
Замешательство обоих браконьеров становилось все более явственным.
– Вы продолжаете настаивать на своем утверждении? – обратился мэр к старику.
– Само собой.
– А вы, Филипп?
– Сударь, – промямлил юноша, – мы сказали вам правду.
– Ну, разумеется! – усмехнулся г-н Куртуа. – В таком случае вы легко сможете объяснить представителю закона, как вам удалось заметить труп с лодки, в которую вы даже не влезали. А вам докажут, что лежащий там труп невозможно – вы слышите? – совершенно невозможно увидеть с середины реки. Потом вам придется рассказать, кто оставил обнаруженные мною следы, и те – на траве, и эти, ведущие от вашей лодки к канаве, через которую не один раз переправлялись несколько человек.
Оба Берто поникли головой.
– Бригадир, – приказал мэр, – именем закона арестуйте этих людей и не позволяйте им общаться между собой.
Филипп, казалось, вот-вот лишится чувств. Что же касается Подшофе, он лишь пожал плечами и буркнул сыну:
– Ну, добился своего?
Бригадир увел обоих арестованных и запер в разных комнатах, поставив жандарма караулить, а судья и мэр тем временем вернулись в парк.
– Однако никаких следов графа, – недоуменно бормотал г-н Куртуа.
Теперь предстояло убрать труп графини. Мэр велел принести две доски и с величайшими предосторожностями положить их так, чтобы не затоптать столь драгоценные для следствия следы.
Увы, что стало с очаровательной красавицей графиней де Треморель! Во что превратилось ее свежее приветливое лицо, прекрасные выразительные глаза, изящные, тонко очерченные губы! Как страшно переменилась она! Распухшее, покрытое грязью и окровавленное лицо представляло собой одну сплошную рану; на голове вместе с кожей вырвана прядь волос, платье в лохмотьях.
Чудовища, убившие несчастную женщину, были, вне всяких сомнений, охвачены безумной яростью. Ей нанесли более двадцати ударов ножом, били палкой или, вероятней всего, молотком, пинали ногами, драли за волосы… В левой руке она сжимала клочок обычного серого сукна, вероятно, оторванного от одежды одного из убийц.
Записывая эти ужасные подробности себе в книжечку, несчастный мэр вдруг почувствовал, что ноги не держат его, и ему пришлось опереться о невозмутимого папашу Планта.
– Надо перенести графиню в дом, – распорядился мировой судья, – а после займемся поисками тела графа.
Камердинеру и только что вернувшемуся бригадиру пришлось призвать на помощь прислугу, которая до сих пор оставалась во дворе. Женщины ринулись в парк, и он тут же огласился душераздирающими рыданиями, воплями и проклятиями:
– Изверги! Такая славная женщина! Такая добрая хозяйка!
Из этого можно заключить, что слуги любили графа и графиню