охрану, пообещав устроить потерявшим бдительность подчинённым жизнь не кустом садовой малины, а нескончаемыми зарослями диких злобных кактусов. А Эрик был уверен, что больше Йоле ни на секунду не оставят без присмотра. Медсестра и дежуривший врач, даже не оправдывались, и Вельден решил их пощадить на первый раз, наказав только премиальными. Ведь на месте Йоле мог оказаться любой другой тяжёлый пациент, а халатность в реанимации смертельно опасна. Просто с другим больным такая оплошность могла бы не быть так быстро обнаружена. А это ещё страшнее.
Ланской отвёл его в сторонку:
– Друг, с девочкой более чем конкретная беда.
– Это я уже и без тебя понял. Как она вообще смогла встать?
– Пошли к тебе. Нам о многом нужно поговорить, немедленно. – Кирилл кивнул Вельдену на выход. Эрик не хотел уходить именно сейчас, но майор никогда не делал и не говорил ничего просто так. Если сказал «надо», значит необходимо и сейчас. Усевшись в кресло с сигаретой и стопкой водки, Ланской очень внимательно посмотрел на Эрика. Потом вздохнул, выпил и затянулся на пол сигареты. Выпустил дым в потолок и только тогда заговорил:
– Она пошла туда, чтобы спрыгнуть, понимаешь, что это значит? Нечто подобное один раз видел, но запомнил на всю жизнь. Единственный неверный шаг и всё, точка невозврата. Без чуда уже не обойтись. Нельзя Ленку наедине со своими мыслями оставлять, ни на секунду. Её засасывает, понимаешь? А эта трясина ещё никого не отпустила, поглотив. Вспомни, как с моим старлеем было, когда он руку потерял? Что мы ни делали, а вытащила его жена.
– Думаешь, я не понимаю, не вижу ничего? Но я не могу позволить ей умереть. Я должен вытащить Йоле из пропасти, но она не Данька, а я не Анюта. Здесь в миллион раз сложнее. Она ненавидит меня, возможно, скорее всего. Если сможет простить, только тогда будет шанс. Но руки не опущу. Не знаю пока как, но всё равно вытащу, или пойду за ней. Выбора у меня уже нет.
– Я заглянул ей в глаза. Меня до сих пор потряхивает. Там только боль и пустота, как будто она уже простилась с этим миром. Не представляю, как можно вернуть оттуда.
– Я должен это сделать. Моя вина перед ней слишком большая.
– Эрик, давай на чистоту и очень серьёзно, без эмоций. Отбрось свои угрызения совести. Подумай не о том, что ты сделал, а о том, зачем это спасение ей нужно? О ней подумай, поставь себя на её место.
– Как зачем? Ты вообще сейчас о чём?
– Зачем тебе это нужно и ей? Насколько я помню, Ленка тебя на километр к себе не подпускала. Не факт, что когда-нибудь изменит свой настрой. Ненавидит, как ты говоришь. Может, хватит её мучить? Так зачем и почему это всё нужно?
– Как это зачем?! Ты себя вообще слышишь?! Что ты несёшь? – Эрик уставился на Кирилла, – затем, что она должна жить, пойми! Просто должна жить! Йоле слишком мало видела хорошего, поэтому я хочу и могу изменить её жизнь. Я могу дать ей всё, чего только пожелает, и могу защитить от всего.