Оську – за не остывающую любовь и мягкий нрав. Понять ли мужикам неизведанное бабье сердце?
Ванятка всё приглядывался к работе матери, а затем, когда сели ненадолго кусок перехватить, вдруг неожиданно молвил:
– Дозволь мне, матушка, за сохой походить.
– Да ты что, Ванятка? По такой-то земле?
– Дале взлобок идет. Там земля посуше. Дозволь!
Сусанна придирчиво (словно в первый раз) оглядела сына. Рослый, крепенький, давно уже во многих делах помощник, но за сохой ходить – надо особую сноровку иметь. Сможет ли?
– Не осрамишь зачин?
– Буду стараться, маменька. И ты, батя, не тревожься. Веди себе покойно Буланку.
Оська перекрестился на шлемовидные купола сельского храма.
– Не подведи отца, Ванятка.
Сын, следуя примеру отца, поплевал на сухие ладони, взялся за деревянные поручни сохи и тихо произнес:
– С Богом, батя.
Оська взялся левой рукой за узду, ласково прикрикнул на лошадь:
– Но-о-о, Буланка. Пошла, милая!
Лошадь всхрапнула и дернула соху. Наральник27 острым носком легко вошел в черную землю и вывернул наружу, перевернув на прошлогоднее жнивье (бывший хозяин надела в бега подался) сыроватый пласт.
Оська продолжал ласково понукать Буланку, коя тянула старательно, не виляла, не выскакивала из борозды. А Ванятка размеренно налегал на соху, зорко смотрел под задние ноги лошади, следя за наплывающей, ощетинившейся стерней, дабы не прозевать выямину или трухлявые останки пня, оставшиеся после былой раскорчевки.
Соха слегка подпрыгивала в его руках. От свежей борозды, от срезанных наральником диких зазеленевших трав дурманящее пахло.
Тяжела земля! Соленый пот выступил на лице Ванятки, но он всё налегал и налегал на поручни, не слушая возгласа матери:
– Передохни, сынок!
Не передохнул до конца загона. Вот тогда-то выпрямился и оглянулся назад. Борозда протянулась через всё поле прямой черной дорожкой.
Оська посветлел лицом.
– Молодец, Ванятка!
И отец, и мать явно гордились своим сыном, уверенно проложившим на глазах соседних мужиков первую весеннюю борозду…
В сенокос опять заявился в избу тиун.
– На барские луга, Оська, ступай.
Тут уж Сусанна не выдержала:
– И на долго ли?
Фалей ткнул мясистым перстом в небо.
– Коль Господь будет милостив, борзо управимся.
– Да ведаем мы твое борзо, Фалей Кузьмич! Сулил же барин дать нам льготу на два года. Свою косовицу пора зачинать.
Тиун грозно бровью повел: дело ли бабе в мужичий разговор встревать? Оська хоть и хилый, но он хозяин избы.
– Не с тобой калякаю.
Но баба и не подумала отступать.
– Прихворал супруг. На покосе совсем занедужит. Отлежаться ему надо.
Два дня назад Оська полез с бредешком в реку, изловил две щуки и судака, но сам застудился. Теперь лежал на лавке и натужно откашливался.
– Отлежится, – сухо произнес Фалей. – Даю ему один день, и что б за косу!
– Помилуй, Фалей Кузьмич. Не дам