Стрингем сдержать дыхание, собраться с чувствами и отказаться от первоначального намерения вмешаться. Как бы дико это ни звучало, кроме всего прочего, ей не хотелось мешать Милли в ее капризе, девушка обычно становилась ужасно упрямой, когда до них доходило. Миссис Стрингем неподвижно стояла и смотрела на эту сцену, опасаясь, что любой изданный ею звук может стать фатальным, она пыталась понять, что делать дальше. Наконец она осторожно, медленно двинулась к девушке, и малейший шорох травы под ногами казался ей грохотом. Даже если девушка глубоко погружена в свои мысли, по крайней мере, непохоже, что она намерена прыгать со скалы; напротив, она выглядела спокойной, исполненной самообладания. Она всматривалась в ошеломляющие просторы ущелья. Что бы она ни замышляла, вряд ли красота природы могла навести ее на идею раз и навсегда отказаться от ее созерцания. Миссис Стрингем задумалась, что разумнее: приблизиться к Милли или оставить ее в покое, уйти, не провоцируя рискованную ситуацию. Она еще присмотрелась, перевела дыхание, впоследствии она не могла сообразить, сколько времени находилась там.
Скорее всего, прошло несколько минут, хотя ей казалось, что все длилось долго; она обдумывала случившееся и там, на горе, и потом, в отеле, на протяжении всего дня, пока не вернулась Милли. Миссис Стрингем приостановилась выше по тропе – там, где лежал томик «Таушнитц», подняла книгу и написала карандашом, всегда лежавшим в поясной дорожной сумочке, одно слово: «À bientôt!» – «До скорого!» – поперек обложки; и с этого момента чувство тревоги внезапно ее отпустило. Потому что она со всей ясностью поняла, что величайшим вызовом и угрозой для ее принцессы было совсем не то, чего опасается большинство людей. Она не боялась случайного падения и быстрого исхода. Она боялась прямо посмотреть в лицо жизни во всем ее размахе, в тот мир, который открывался перед ней там, на кромке обрыва. Миссис Стрингем заметила про себя, что даже по прошествии некоторого времени, когда ее молодая спутница еще не пришла, это совсем не означало, что за нее следовало тревожиться. Она не планировала самоубийство; она выбрала для себя гораздо более тяжелый путь; это стало ясно из того, как смотрела она в пропасть и дальше, на мир. Картина эта стала настоящим откровением для старшей компаньонки. За те кошмарные минуты наблюдения спутница явилась ей в новом свете; вся ее история, положение в обществе, красота, характер, тщательно оберегаемая тайна – все это сложилось воедино там, в альпийском пейзаже, и разожгло в душе миссис Стрингем еще большее пламя. Мощнее любого сомнения действует на нас ощущение, что мы ясно и глубоко понимаем помыслы наших друзей. Отныне она несла в себе сокровенное знание – столь редкую драгоценность. Кое-что оставалось в тумане, надо было приложить усилия, чтобы огранить и очистить свое сокровище, но главное было в ее распоряжении – и это не имело никакого отношения к золоту Милли.
Девушка ничего не сказала при встрече о слове, написанном на ее книге,