фигурах за столом, о виденном здесь страдании и обо всём пережитом здесь. Это привело меня к совершенно новому пониманию и преклонению перед величием и ужасом человеческих путей. Правда, я должен был констатировать тот факт, что всё новое знание не помогло мне научиться стойко фиксировать мысль на чём-то до конца. Мысль, как плохая нитка, ежеминутно рвалась. Наталия Владимировна почувствовала мои усилия, несколько раз слегка меня подтолкнула и прошептала:
– Постарайтесь не мешать Иллофиллиону сосредотачиваться.
Она попала в точку. Я сразу понял, в какой бездне эгоизма и самонаблюдения я кружился, вместо того чтобы действовать и прибавлять свои маленькие силы к великому труду Иллофиллиона. Я взглянул на моего дорогого воспитателя и поразился: опять я видел Иллофиллиона новым.
Он был глубоко сосредоточен. Он точно молился или призывал какие-то высшие силы себе на помощь. Невольно я посмотрел на Раданду, смеющееся лицо которого осталось последним впечатлением о нём в моей памяти. Сейчас глаза мои наткнулись на неведомого мне Раданду, хотя за это короткое время я видел выражение самых разнообразных чувств на его лице.
Раданда сидел неподвижно, ореол его цветных огней играл ярче, но лицо было лишено всякого выражения, точно он напряжённо слушал что-то, приходившее издалека, да так и застыл.
Как я ни старался оторвать взгляд от этих двух лиц, глаза мои снова и снова обращались к ним. Вдруг Раданда слегка вздрогнул, лицо его ожило и засветилось обычной лаской и добротой, а цветные огни его шарообразного ореола засияли ещё ярче. Глубочайшая сосредоточенность сошла с лица Иллофиллиона, от него побежали точно струйки света во все стороны, и даже в зале, мне показалось, стало светлее.
Я и не заметил, что дело дошло уже до фруктов, что первые два блюда были унесены с моего стола нетронутыми. Весёлый брат-подавальщик пододвинул мне тарелку с фруктами, а на другой тарелке принёс мне ещё и кусок сладкого пирога и финики, думая, по всей вероятности, что основная еда оказалась мне не по вкусу. Через минуту он подал мне чашку горячего какао и сопроводил её таким молящим взглядом, что я кивнул ему в знак благодарности и сейчас же принялся есть. В мгновение ока мои тарелки оказались пусты, и только сейчас я понял, что голоден и был бы не прочь начать теперь с каши. Усердно подбирая с тарелки последние крошки пирога, я встретился взглядом с Радандой. Бог мой, как я переконфузился! В глазах старца было столько ласкового юмора, что я чуть не подавился взятыми в рот крошками. Точно школьник, накрытый на месте преступления, я опустил глаза и не решался больше их поднять.
Тем временем в трапезной воцарилась мёртвая тишина. Я почувствовал движение Иллофиллиона, посмотрел на него и увидел его стоящим.
– Сегодня, друзья, для многих из вас последний день жизни в Общине. Не поддавайтесь той печали, которая закрадывается некоторым из вас в сердце. Гоните страх и опасения, что не сможете приспособиться к жизни в миру, от которого давно отвыкли. Оставьте всякие колебания и