я на грани паники? За три дня уже было две операции. Этого достаточно!
– Твое состояние беспокоит меня, – Кажется, она уже жалеет, что вчера уговорила, или скорее заставила, свой персонал вернуть мне частичный допуск к полетам.
– Я не хочу здесь находиться. Я ненавижу больницы и медицинские станции! Ты вынудила меня прийти сюда, – отвечаю я ей беспомощно.
– Это – реабилитационный центр, а не медицинская станция и не больница, – возражает мне Ольга.
– Какая разница? – раздраженно спрашиваю я.
Конечно, я могу разнести все вокруг точно так же, как я сделал на Астре-2, или с помощью молекулярной реконструкции превратить окно и дверь в палату в зоны мгновенной телепортации, или поставить на окно и дверь силовое поле, как я сделал вчера с нашей с Давидом больничной палатой. Видимо поэтому Ольга и решила, что в дальнейшем мы будем лежать в разных палатах. Но вандализаровать РРС бесполезно. Я всё равно не могу избежать лечения. Может быть, удастся получить небольшую отсрочку. И то сомнительно. Меня уже невозможно так легко обмануть, как раньше. Мне не пять лет. Я знаю, что ничего не решаю. В лучшем случае решает Ольга. В худшем случае – такие как Михайлов, отец Сэма. Или такие, как Йоран.
Ольга подходит и обнимает меня. Эмпат. Она чувствует, что неопределенность моего положения приводит меня в отчаяние.
Лисенок мой, прости меня. Это не твоя вина, что все так получилось. И персонал твой я довожу не потому, что мне нечего делать. Просто мне очень страшно. Но тебе я это не скажу.
Одного из медбратьев РРЦ, Марка, чуть не уволили из-за того, что я сбежал два дня назад. И он успел рассказать остальным, что я обычно устраиваю, если мне приходится находиться в больнице дольше пятнадцати минут. И мне, и Ольге прийдется идти на компромиссы из-за того, что она была вынуждена взять ответственность за меня. Это будет нелегко. Слишком многое нас связывает. Это будет нелегко и для персонала РРЦ, который будет меня лечить. Я понимаю, что у них тоже нет особого выбора. Как и у меня.
– Разденься до пояса, – тихий голос этой девчонки заставяет слушаться даже Раи и Давида. С Ольгой бесполезно препираться относительно ее инструкций. Я подчиняюсь, хотя с радостью бы сбежал. Нужно было слушать Сэма и уйти, пока была такая возможность.
– Подними руку. Без телекинеза, – уточняет она.
Какую именно, я не спрашиваю. Понятно, что левую, так как с правой никаких проблем. Осколочное ранение левого плеча. Что, собственно, и привело к тому что рука почти не двигается. Это помимо тех осколков, которые были в легком и вообще во всем теле. Михайлов, со свойственным ему юмором, отдал все осколки мне. А может у русских так принято? В Империи тоже много всяких правил, которые меня, выросшего в Солнечной Системе, удивляют.
Ольга смотрит на меня внимательно, словно пытается вычислить, что именно в ее словах мне не понятно и почему я не выполняю полученную инструкцию немедленно. Я послушно поднимаю руку. Чуть-чуть. Движение причиняет боль и я понимаю, что